— В общем, привиделся мне сон. Будто лежу я на койке в какой-то больнице, пытаюсь встать и уйти, но только встать никак не могу. Говорю себе: надо встать — умрешь, точно умрешь! Но только спать хочется все больше и больше. И вот валяюсь я в постели, в потолок смотрю, думаю: если я сейчас умру, что с моей работой будет? Вот до этого места я запомнил.
Эхара протянул ему стакан сока. Ямада взял стакан и пристально посмотрел на него. Он медленно выцедил сок — будто впервые в жизни пробовал. Потом счастливо рассмеялся — словно что-то важное понял. «Когда Эхара — еще там, под водой — разбудил меня, я понял, что спасен».
— Но ты потом снова отключился! — сказал я.
— Потом я успокоился и заснул на больничной койке.
— В таком случае следующее, что ты должен был увидеть, — машину «скорой помощи», которая везет тебя в другую больницу.
— Благодаря вам я прекрасно спал всю дорогу — с глубины в пятьдесят метров и до борта катера.
После обеда мы выполняли второе за этот день погружение. На сей раз Ямада больше не засыпал в водной постели.
Мы плавали и ныряли все три дня уикэнда. Температура воды значительно опустилась, но рыбы почему-то не было совсем.
Если вдуматься, это было совершенно естественно.
Встречи
Общение с людьми — одна из основных радостей жизни. Но и встреча с животным тоже может оказаться незабываемой. Бывает так, что между человеком и животным возникает глубокая привязанность, однако, в отличие от привязанности между людьми, она либо возникает при необычных обстоятельствах, либо требует значительных затрат времени.
Лучше всего запоминаются не время и не место сами по себе — дело именно в страхе, который преимущественно и остается в памяти. Эффект страха в отношениях между человеком и животным — явление одностороннее, а потому весьма сильнодействующее и практически незабываемое.
Хорошо представляю себе, как может испугать ядовитая змея, но все-таки наиболее естественной представляется мне ситуация, когда животное намного больше вас. Немыслимые для человека размеры и уступающий человеку интеллект производят на нас впечатление некоторого несоответствия.
Всего один раз довелось мне наблюдать кита на близком расстоянии. Это было в заливе Сагами, где довольно много судов.
В середине 60-х годов в Токийском заливе можно было часто наблюдать кита породы сунамэри размером с дельфина, а в соответствующий сезон вместе с приливом в акваторию возле мыса Миура заплывали огромные полосатые марлины.
Это было в канун лета, мы проплывали мимо Манадзуру на обратном пути из Ипатори в Идзу, куда отправились ради купания в горячих источниках.
По заливу Сагами проходила граница фронта летних дождей, небо и море были одного и того же невнятного цвета; дождь то прекращался, то вновь моросил; на море не чувствовалось ни малейшего ветерка, и мы решили пересечь залив на нашей яхте со слабосильным мотором.
В Минуисидзаки, в том месте, где встречались теплое и холодное течения, образовалось скопище мусора, и кит рыскал там в поисках пропитания. Все вокруг было одинаково серым — за исключением черного пятна мусора и черной спины кита. Сначала я принял эту спину за мусор, но когда мы приблизились, стало понятно, что перед нами огромный кит. Он плыл неспешно, мусор обтекал его бока, разноцветные пятна всякой дряни, налипшей на него, намекали на невообразимые размеры подводной части его туши. Время от времени над поверхностью воды показывалась его голова, бесконечно удаленный от нее пространством спины хвостовой плавник то показывался, то исчезал… Кит был намного больше нашей 36-футовой яхты. Ветер был слабым, мы приближались с подветренной стороны. Подойдя поближе, мы услышали, с каким шумом кит поглощает еду, почувствовали запах его тела, пропитанного морем и смрадом.
Мы были молоды и безрассудны, отличались верхоглядством и интересовались только тем, что творится на поверхности моря. Мы выставили багор и приблизились к киту на максимально близкое расстояние. Кит не обращал внимания на то, как мы глазели на него. Он попросту игнорировал нас. Он продолжал в одиночку монотонно поглощать свой обед.
Чем ближе мы подходили, тем более нестерпимой становилась вонь. Для кита мы были всего лишь очередной и малоинтересной порцией мусора, среди которого мы все находились.
Как бы это получше описать? Огромная, отливающая черным ленивая туша как нельзя лучше соответствовала окрашенному в серый цвет миру — кит в одиночку держал этот серый мир на себе. А перед ним находилось наше утлое и ничтожное суденышко, которое не шло ни в какое сравнение с его громадой. Все мы, несколько человек на борту, были потрясены открывшимся нашим глазам зрелищем и, не сговариваясь, вдруг закричали. Но кит не обратил никакого внимания на крики — голоса словно растворились без остатка в огромной мокрой спине.