Генерал потерял сознание, и Таган с болью подумал о том, что помощь не подоспеет вовремя и Кулиев умрет у него на руках. Один среди развороченного сражением поля, среди убитых и раненых, Таган сидел, боясь пошевелиться, чтобы не причинить боль командиру, голова которого лежала у него на коленях.
Он размышлял о справедливости, о том, кто же и что вершит судьбами людей, и молил аллаха сохранить жизнь Кулиеву, которого знали и любили в каждом полку, в каждом эскадроне.
Якуб Кулиев прославил свое имя еще летом и осенью 1941 года в боях на Брянском и Центральном фронтах. В 4-м кавалерийском корпусе были известны храбрость и безграничная отвага генерала, и каждый знал, что в минуту отдыха к нему можно было обратиться просто по имени и отчеству.
Двуколка прибыла, когда огненный шквал несколько стих — то передовые подразделения дивизии вклинились в расположение противника. «Почему такого человека не охраняет судьба? Как могло его ранить? Лучше бы меня», — думал Таган, помогая санитарам уложить генерала на носилки.
Якуб Кулиев был доставлен в госпиталь, но в тот же день к вечеру скончался. Случилось это 20 декабря 1942 года в селении Абганерово, в один из тех шести дней — наиболее тревожных и тяжелых, — в течение которых, по сути дела, решалась судьба великого сражения под Сталинградом.
Ровно за месяц до этого, 20 ноября, части 4-го кавалерийского корпуса под командованием генерал-лейтенанта Т. Т. Шапкина были введены в прорыв в районе высоты 87 и хутора Захарова между озерами Цаца и Барманцак.
Перед началом боевых действий в полках, состоявших в большей степени из туркмен, узбеков, казахов, таджиков и киргизов, командиры и политработники проводили беседы с бойцами на их родных языках.
Войдя в прорыв с наступлением ночи — ненастная погода, снегопады и туман не оказались помехой, — части корпуса к утру 21 ноября, уничтожив прикрытие противника, вышли на подступы к селению Абганерово одновременно с севера и востока.
Шестидесятипятикилометровый марш-маневр по резко пересеченной местности, с глубокими, засыпанными снегом балками, тяжелыми подъемами и спусками завершился коротким жарким боем, и противник с большими потерями был отброшен в район Аксая.
Не успели конники 61-й дивизии, как говорится, расседлать коней, как в полки поступил приказ продвинуться к селу Уманцево, разгромить там штаб 4-й пехотной дивизии немцев, которая, цепко держа оборону, преградила путь наступлению нашей 91-й стрелковой дивизии.
Перед самой командой «По коням!» в эскадроны пришло сообщение, что более трехсот тысяч солдат противника, осадивших Сталинград, окружены.
Вот отчего перед боем за село Уманцево в сознании каждого кавалериста было одно — внести свою лепту в победу, заря которой уже занималась над Сталинградом. Атака конников 61-й дивизии была настолько внезапной, грозной и стремительной, что противник не сумел оказать серьезного сопротивления и поспешно отошел к городу Котельниково.
Коновод командира 219-го полка Таган в тот день убил первого врага. Поспешив в бою на выручку командиру, он ударом клинка снес голову пехотному лейтенанту.
А в бою на подступах к Котельникову Таган впервые взглянул в глаза смерти. Идя в цепи на правом фланге третьего эскадрона, он вместе с командиром полка вылетел на бугор. Справа от него прямо в упор неожиданно застрочил пулемет. Таган видел, как рядом падали люди, слышал дикий храп и предсмертное ржание коней. Гнедой Тагана взмыл на дыбы, и всадник почувствовал — он ощутил каждое попадание, — как пули впивались одна за другой в тело его коня. Коновод еле успел высвободить ноги из стремян, как гнедой рухнул на землю.
С трудом устояв на ногах, Таган выпустил из рук клинок и стал поспешно сдергивать с плеч винтовку. Всего в каких-нибудь пятнадцати метрах от него сквозь прорезь щитка был виден прищур глаз врага. Плясали выплевывающие смерть черное отверстие пулеметного ствола и дуло автомата второго номера. Солдат слышал, как дважды пули звякнули о сталь его клинка. И только после нескольких выстрелов он вспомнил о гранатах, отшвырнул винтовку, выхватил из кармана шинели «лимонку», сорвал чеку, шагнул вперед, швырнул гранату во врага и повалился на землю.
Пулемет захлебнулся, но в плотно зажмуренных глазах Тагана продолжал маячить прищур глаз врага. Набатом гудел звон пуль о клинок. Сердце колотилось, в висках стучало, тупою болью свело все тело. Таган лежал как мертвый, не в силах оторвать голову от земли.
Кругом шел бой. Звуки его гремели над полем, а человек лежал, уткнувшись лицом в растаявший от его тепла снег.