Целый день мы изучали местность. Смотрели в бинокль, в стереотрубу и составляли свою карту. Лето на западе и юге нашей страны совсем другое, чем Якутии. У нас день и ночь светло, а здесь - ночью темно, как на Севере зимой. Для разведчика ночь самое подходящее время. Снарядились обмундированием: гранаты, автоматы и провизия. Впереди была небольшая, по сибирским меркам, река. Мы заранее выбрали место с обрывистыми берегами, где фашисты могли поджидать нас менее всего. Но и глубина здесь была немалой: пришлось перебираться вплавь. В овраге сделали привал: отдышались, обсохли маленько, перекусили: в разведке, как на охоте, аппетит разыгрывается. Да и тушенка в банке – не солдатская каша! Поднялись по склону оврагом, затем стали передвигаться по-пластунски. Глядим: стоят три землянки. Часовой дежурит у одной из них, знать, это офицерская. Шагуров переоделся в форму немецкого офицера, спокойно направился прямо на часового. Вскинул руку в фашистском приветствии, тот ответил тем же. И тотчас обвис на руке Шагурова: разведчик виртуозно владел своим знаменитым кинжалом. Я тем временем отрезал телефонный провод. Мы, по взмаху руки Шагурова, забросили в солдатские землянки связки гранат. Взрывы, грохот. Фашистского офицера Шагуров перехватил прямо на выходе из его блиндажа, подставив дуло пистолета к затылку. Офицер поднял руки. Мы забирали карту, документы. Оказалось, что перед нами майор. Шагуров мог объясняться по-немецки, предупредил пленного, что при попытке к бегству будем стрелять на поражение.
Обратно бежим втроем, немец со связанными руками чуть впереди: мы прикрываем его спину от немецких же выстрелов, нагоняющих нас. Разрыв снаряда и я осознаю, что лечу – долго, долго, к палящему солнцу.
Когда пришел в себя, услышал немецкую речь. Оглянулся: немцы вокруг.
«ГОСПОДИН ЧЕРИН»
Фашисты меня посадили в сарай и закрыли на ключ. Обер-лейтенант по имени Фон Рюллихом поставил у двери часового и приказал охранять. Его старший по званию приятель, капитан Фон Рих, при этом делился новостями: в школе я получал похвальные грамоты по немецкому, не дословно, но в целом речь вражескую понимал.
Фон Рих: Слышал, ночью советские разведчики выкрали соседа, майора Куга!
Фон Рюллих: Да, очень плохо… Спаси, Бог, майора Куга!
Фон Рих: Майор Кук – хитрая лиса. Уверен, он не покойник. Скорее всего, сдался сам. Скоро, наверное, будет по радио и нас призывать сдаться.
Фон Рюллих: Кстати, насчет радио, господин капитан: к нам привезли установку.
Фон Рих: Нужно воспользоваться случаем, обер-лейтенант. Надо заставить этого пленного русского азиата выступить по радио.
Фон Рюллих: Да, да! По разведданным: у них много азиатов по национальности якуты. Он может призвать своих, якутов, перейти к нам. Мы пообещаем деньги, сытную пищу, звания! В моей практике было: когда пленные призывали перейти на нашу строну на своем родом языке, то после их выступления по радио к нам присоединялись иногда по 100 перебежчиков!
Фон Рих: Ха-ха! А расстрелять этого якута мы всегда успеем.
Фон Рюллих: Только после того, как выступит по радио. Потом мы еще потешимся над ним.
Фон Рич: Ха-ха! А вдруг он скажет по- своему совсем другое? У нас ведь нет человека, знающего якутский?
Фон Рюллих: Мы ему объясним, что у нас еще есть пленные якуты, они переведут его речь. Будем агитировать, подкупать, врать, как угодно. Радио завтра увозят в другую дивизию. Так что есть только один день.
Фон Рих: Как говорит господин Геббельс, мы должны заставлять русских солдат агитировать по радио постоянно. Единственное, может быть, все-таки стоит быть предусмотрительнее. Пусть этот якут агитирует по-русски.
Фон Рюллих: Он по-русски говорит так плохо, что его порой и не поймешь…
Фон Рих: Ну, что же, это обнадеживает.
Скоро в замке на двери сарая щелкнул поворот ключа. Вошли два фрица: офицер фон Рюллюх и часовой.
-Прошу, господин солдат, - галантно указал на выход офицер, обращаясь на ломанном русском языке.
Надо же, думаю, в «господа» попал! Накинув шинель, вышел в сопровождении конвоя.
-Прошу сюда, господин солдат, – теперь вежливый офицер указал на дверь дома: я заподозрил, что фон Рюллих и был тем «Иваном Ивановичем Ивановым», который призывал по репродуктору нас перейти на строну великой Германии
Я поднялся по крыльцу, вошел. Мамочка родная: стол посредине, заставленный яствами! И кринка молока посредине.
-Давай знакомится, я обер-лейтенант фон Рюллих, – как равному, протянул руку немецкий офицер.
Думаю, а что?! Пища для солдата не враг. Тем более, в русском доме, пусть и оккупированном, тушенка вот, немецкая. Ну, да едали мы и такую: свиная она, не вражеская! «Кушай всласть, солдат Черин, может статься, в последний раз такое пиршество!» - подумал я и сел за стол. Умял столько, что сам удивился. Мне подавали, а я все ждал: когда за мою обработку возьмутся?