Меня усадили перед микрофоном. Знать, для пущего моего вдохновения фон Рюллих приставил дуло пистолета к моему виску. Вновь прозвучала русская народная музыка, которую сменили звуки киргизского трехструнного комуза. Сложно, конечно, разобраться фрицам в тонкостях нашей национальной жизни: якуты предпочитают варган-хомус – духовой инструмент!
Музыка утихла.
- Доблестные бойцы, якуты! – объявил фон Рюллих. - Послушайте своего друга Егора Черина, добровольно перешедшего на службу великой Германии.
Я два-три раза кашлянул: мне до сих пор не приходилось говорить в микрофон. Тем более, с дулом у виска. Заговорил на родном мне якутском языке.
Мне вспомнился герой якутского эпоса Нюргун Боотур, который защищал свой народ. И я призвал воинов якутов, бить врага и отстаивать свою родину, великий Советский Союз, как Нюргун Бооотур стремительный! К земляку Николаеву я обратился отдельно: попросил, чтобы он не сообщал о моем положении домой.
- Что-то я имени Сталин не слышу: - выключил на время микрофон фон Рюллих. - ты же про Сталина должен сказать, что это тиран, злодей!
Я кивнул в согласии.
- Уруй! Айхал Сталину! Уруй! Айхал Красной армии!.. – слово «уруй» и для русского бойца было понятно: «ура!», а что такое «айхал» в нашем батальоне знали все: слава!
- Что-то ты не то говоришь?! – вновь отключил вещание обер-лейтенант. Он еще глянул в надежде на пленного казаха, но тот лишь пожал в ответ плечами. – Где твоя идиотская улыбка?! Ты забыл про нее?! Ты прокололся, советский разведчик! У тебя совсем другое лицо?! Вздумал водить за нос немецкого офицера?!
Дуло парабеллума теперь утыкалось в лоб:
- Нет, - засмеялся фон Рюллих, - застрелить, это для тебя слишком легкий выход. Иголочки, иголочки под ногти! Пытка! Ты у меня расколешься! ...
«ПРОЩАЙ, МОЯ ШИНЕЛЬ!»
Меня бросили в подвал, защелкнули снаружи засов, закрыли на замок. Стояла кромешная тьма. Нащепал стену, сырую, с плесенью. Пошел вдоль, пытаясь вымерять размеры помещения. Рука наткнулась на гвоздь: большой, с ощутимой эрозией. После эфира немецкого радио был я весь взмокший от волнения. Снял шинель, повесил на гвоздь: главное не забыть, в какой это стороне. В тайге, на охоте, тоже иногда приходилось идти в полной тьме, так, что и звезд не видно. Но каждый охотник «спиной» помнит, откуда он пришел. И поэтому хорошо ориентируется в пространстве. Без шинели, налегке, стал шарить руками ниже, куда бы присесть или прилечь? Вдруг нащупал чью-то руку, плечо. Здесь еще есть человек!
-Кто ты? –спросил я.
Молчание в ответ. Потрогал лицо: ледяное. Труп. Тело лежало на шинели. Глаз к темноте начал привыкать: уже различил знаки отличия советского солдата на пуговицах. «Бедный, - сжалось мое сердце, - убит или замучен?». Пошарил по карманам в надежде найти хоть какой-то завалящий документ, письмо - ничего! Откуда человек родом? Кто? Как звать-величать?
В сыром подвале скоро пробрал холод: когда распаренный, зябкость чувствуется острее. Я сел рядом с убитым солдатом, накинув на себя его шинель.
Фон Рюллих: Господин капитан, этот пленный русский якут Черин работал под дурака. Не скрою, сумел убедить меня. На самом деле, он наверняка засланный шпион, не удивлюсь, если он и знает и немецкий язык.
Фон Рих: Последнюю точку в этой комедии поставим мы. Доставьте мне удовольствие: я буду пытать его сам. Накалите шомпол, приготовьте иглы, которые мы пускаем под ногти. Он у меня развяжет язык…
Фон Рюллих: Вот хорошие иголки…
В подвале я готовился к пыткам. Заранее стискивал зубы и «терпел» пока воображаемую боль. Послышался звук отпираемого замка и засова.
- Русс, вьиходь! – появился в просвете двери немецкий солдат.
- Тебе надо, ты и выводи, - ответил я.
Он совершенно слепо шел со свету. Заходил в подвал, выставив дуло автомата и нашаривая ногой почву.
- Шнель, вьиходь! – повторил он, наткнувшись на тело мертвого солдата.
И пока он тряс покойного, я опрометью, кошачьими шажками, как это с малых лет умеет делать любой охотник в тайге, шмыгнул к выходу. Краем глаза еще видел, как солдат тыкал дулом в мою шинель, висящую на гвозде: «Рус, аускан, шнель»!
Ох и дал я теку: во всю прыть в темный лес за околицей! Слава-айхал южному лесу с его густыми пышными зарослями! Слава-айхал, укрывшему меня духу темного Леса!
СНАЙПЕРСКАЯ ВИНТОВКА.
Родная ты моя,
Пятизарядная винтовка!
Кун Дьирибинэ.