– Здорово придумал! – в тон ему поддакнул Толик, никто бы не смог расслышать ту легкую иронию, которую он вложил в свои слова. – И все ты наперед, Василь Василич, знаешь?
Но Василь Василич расслышал. Наверное, расслышал.
– Не все, – ответил, перестал смеяться.
– Смотри, что получается, – по инерции еще продолжал ерничать Толик. – И свадьбу, и дом, и Зину, и Катьку, и Букаты… Всех прибрал к рукам. А уж Букаты никто еще не переупрямил… Его и военпред сломать не мог!
– Верно, – произнес Чемоданов, наблюдая за лицом Толика. И помолчал. – Всех, кроме тебя… Василечек!
– Ну, я-то шестерка, – наигранно отмахнулся Толик, поняв, что немного зарвался и выдал себя. Раненько выдал, надо бы усыпить бдительность Чемоданчика, сегодня излишне подозрительного. Он уже старательно добавил, что ему скажут тащить спирт, он тащит: вот он! Скажут торговать иголками, и тут он как пионер: всегда готов!
– Кстати, – поинтересовался и тем перевел разговор, – сколько их у тебя?
Чемоданчик посуровел:
– Тысяч сто… Но сейчас не до них…
– Ну да! – подтвердил Толик. – И я говорю, что тебе не до них… А мне-то до них… Я-то свободен…
– До срока, – вставил Чемоданчик, и удачная шутка восстановила в нем равновесие. Толику это было на руку.
– Слушай, Василь Василич, – предложил он, не выказывая своего волнения, будто разговор шел о пустячке. – Ты мне их оптом не продашь?
– А ты знаешь, сколько стоит? – поинтересовался Чемоданов, даже не удивившись. Он, наверное, воспринял это как розыгрыш.
– Догадываюсь, – отвечал Толик. – Но я серьезно.
– Я тоже.
– Тогда отвечай, – настаивал Толик. – Продашь? Нет?
Чемоданов с любопытством заглянул Толику в лицо.
– Откуда у тебя такие деньги?
– Их нет, – сказал Толик. – Но к вечеру, представь, будут.
– Трудно представить!
И хоть насмешничал Василь Василич и от вопроса увиливал, но так про себя и не решил, что же скрывается за словами Толика: игра или… Но откуда? Откуда? Два года он работал с Васильком, тот перекупал зажигалочки, спиртиком торговал, но все – по мелочам… Юркий парниша, что и говорить. Зиночку, Букату железную (ему так нравилось называть – калечить фамилию), даже Катюню раскусил… А Толика до конца и не раскусил… Как вьюн в мутной воде. Вроде бы ухватил, а он снова плавает… Может, он на Катюню с домом метит?
Отчего пришло такое открытие, Чемоданов не понял. Но горло перехватило, даже сдержать себя не смог, так напрямки и рубанул:
– За Катькой охотишься? Сосунок!
Толик аж рот открыл от удивления. Не сразу сообразил, какой подарочек преподнес ему сейчас Чемоданчик! Ай да Василь Василич! Ай да мастак! Как же он при своей ловкости так мелко обмишурился, что главную свою слабость напоказ вытащил и не заметил! Мерси за подсказку! Будем знать!
И Толик с удовольствием сплюнул на землю:
– Катька – тьфу! Других, что ли, девок мало! – небрежно произнес. – Чтобы этой чокнутой интересоваться!
Тут он не врал, он и вправду так думал.
Василь Василич для порядка пригрозил:
– Смотри у меня… Ты у меня вот тут, в кулаке… – И для наглядности показал свой крупный кулак. – Сожму…
Вот тут Толик и разозлился. Никогда Чемоданчик не грозил, но и повода, как говорят, не было. Это он от своей ревности попер – как бык на красную тряпку. Так пора ему и по рогам дать, чтобы не зарывался!
– Это ты, Чемоданчик, смотри! – огрызнулся Толик. – Не туда ты смотришь!
– Не верю! – рявкнул Василь Василич, багровея.
– Правильно. Не верь. Я тебе ничего не говорил, – подвел под занавес Толик и пошел, не оглядываясь. Он знал, что его удар под дых был неотразим.
– Сволочь ты! – крикнул, опомнившись, Чемоданов. – Я тебе за вранье, знаешь…
Толик только усмехнулся на пустые угрозы. Испортил-таки дорогому дружку Василь Василичу благостное настроение. Спокойствия захотел! И Толик пропел знакомую песенку из кино, удаляясь за деревья: «Из сотен тысяч батарей за слезы наших матерей… Огонь… Огонь…»
А тут еще под горячую руку Чемоданову подвернулся инвалид, и откуда он взялся в этот неурочный момент.
Чемоданов как увидел его, так и рассвирепел.
– Что, папашка! – спросил, едва сдерживаясь. – Все ходишь? Слушаешь? Как люди живут? Много услышал?
– А чего не ходить? – спросил инвалид, остановившись, но на злой тон не отреагировал, отвечал негромко, покладисто. – Земля, она, значит, обчественная, ходи сколько влезет. Так я думаю…