Ну а потом еще несколько раз сажали, уже не за непослушание, а так, под горячую руку тетке попадалась. Привыкла. Почти привыкла… А уж сегодня сама надела ватник и спустилась: наказала себя.
Чтобы не было страшно, разговаривала. Разговаривала с домовым, который, по ее убеждению, прятался в дальнем углу, за кадушкой. Она даже по временам слышала его возню и вздохи. Иногда он реагировал на Катин приход стуком по бочке, а один раз, не успела она прийти, как покатил ей под ноги старую кринку из-под молока… Ну кто, спрашивается, догадается из угла, где все обросло паутиной и прочно вросло в грязь да пыль, откопать кринку и катнуть ее прямо Катьке под ноги, кроме хулигана домового?
Теперь Катя, войдя, сразу поздоровалась, чтобы не сочли, что она такая уж невежа и зазнайка.
Она сказала:
– Здравствуй, подвальчик… Здравствуйте, мышки… Здравствуйте, все… Я снова тут… И не думайте, вовсе меня не посадили… Я сама… Правда. Потому что знаю, виновата…
И прислушалась, не раздастся ли привычный шорох. А когда он вдруг раздался, то вздрогнула и со страхом посмотрела в темноту угла. Понимала, что дверь заперта изнутри, захочет, так сама и выйдет. Да и на дворе день, не ночь, значит, и страхов меньше.
– Кто-то есть? – кротко спросила. И помолчав: – Ты, домовой? Ты, пожалуйста, не пугай… Ты ведь знаешь, я всего боюсь… Не потому, что трусиха… Я просто не люблю темноты…
Произнесла и снова прислушалась. Теперь ей стало казаться, что кто-то из угла смотрит на нее. Смотрит и медленно дышит. Тогда она решила петь. Придумала, чтобы не слышать, как он дышит. Он пусть дышит, а она споет, и будет ей казаться, что она хоть и в подвале, но будто не в подвале, а где-то на лужке. Как на одной картинке изображали хор Пятницкого, ох, до чего же красиво! Артисты все в кокошниках, в сарафанах ярких, цветных, в сапожках сафьяновых, будто вышли из сказки про Снегурочку и Берендея… Идут красавицы цепочкой друг за дружкой, взявшись за руки, по зеленому лугу… И поют… Катя по радио слушала, а когда слушала, представляла их в таком вот хороводе.
На закате ходит парень возле дома моего,
Поморгает мне глазами и не скажет ничего…
Она сделала паузу и снова прислушалась. Дышит ли? Он и в прошлый раз дышал… Она ему спела, он и успокоился. Может, и сейчас поутихнет?
И кто его знает, чего он моргает…
И замерла, потому что раздался громкий стук, и прямо у ее ног упал камешек. Катя закрыла глаза от страха. Вот раньше кринку, а теперь камни кидает. Чего он, совсем спятил, не понимает, что с ней так дурить нельзя, она может и в обморок упасть!
Но в это время всунулась в окошко голова Костика и тем прикрыла бедный свет в подвале. Катя хоть и открыла глаза, полные ужаса, но ничего не увидала, так вдруг стало темно. Но она и чужой головы не увидала, только поняла, что кто-то еще в подвале объявился. А Костик со света тем более ничего не мог рассмотреть. Он услышал Катин поющий голос и понял, что она тут. Теперь затаилась, молчит.
– Хор Пятницкого, а не подвал! – сказал в темноту. Гулко прозвучало.
Но ответа не услышал.
– Молчишь? – спросил. – Чего молчишь-то?
Катя впервые вздохнула шумно и долго, как прежде вздыхал ее домовой. И еще вздохнула. А потом спросила, надо же было что-то говорить. Неудобно молчать, когда тебя спрашивают.
– А это кто?
– Что? Кто? – спросил Костик в темноту.
– Со мной разговаривает… Кто?
– А кого ты ждешь?
– Никого, – отвечала она по правде. И спросила так странно, но она знала, что Он должен ее понять: – А ты… Это – Он?
Костику вдруг стало смешно. Он оттолкнулся ногами об землю и протиснулся в узкую щель. Не зазря же тренировался, залезая в узкий лаз танка.
– Я – это я, – сказал он, оглядывая подвал и пытаясь угадать, где он, а где Катя. Попривык, присмотрелся и увидел, что она сидит на каком-то чурбаке и смотрит на него, широко открыв глаза. Так он и запомнил ее навсегда: ноги по-восточному под себя подсунула, руками живот обняла, сидит и смотрит… Аж глазищи сверкают! От страха, а может, от гнева, что он в чужой дом влез?! И теперь, когда вся его смелость растаяла, он стоял как дурачок посреди подвала и не знал, как себя вести.
Наверное, оттого голос его прозвучал чуть развязно:
– Ну, здравствуйте вам… Не признали?
– Здравствуйте, – сказала Катя без выражения, хотя, наверное, она удивилась, как же не удивиться, что он тут. – Константин Сергеич?