Иоганн, появившийся откуда-то, остановился, словно смущенный чьим-то взглядом, и, спрятавшись за фурой, незаметно следил за встречей Юзефа и Марты.
Эльза, попытавшись сначала догнать Марту, остановилась невдалеке, так, чтобы видеть девочку. Потом медленно приблизилась к солдатам.
Большая часть женщин, стоявших у ворот, двинулась вслед за Эльзой.
Девочка обхватила ручонками шею Варшавского, ища возле воротника шинели местечко, куда бы она могла зарыться носиком.
Варшавский кинул взгляд в сторону фуры: лошади нетерпеливо били копытами, а сынишка Берты важно восседал на козлах. Заметил ли ефрейтор старого Иоганна, укрывшегося за фурой?
Но это теперь не имело никакого значения. Юзеф поднял девочку, вытянув руки, чтобы лучше вглядеться в нее. Он посмотрел на нее, нахмурившись, словно в глаза ему бил ветер, быстро поцеловал ее в обе щечки и передал Эльзе.
— Поеду ли я до Польши? — произнес он горько, снова вспомнив вопрос Краюшкина. — Не знаю… Не знаю…
Солдаты и женщины молчали.
— Товарищ Варшавский, — раздался вдруг голос Бутнару. — Послушай-ка, Юзеф!
Григоре взял Варшавского за руку и придвинулся к взволнованному, печальному товарищу.
— Поедем ко мне домой, а? В Молдавию. Слышишь? У нас куда ни посмотришь — всюду сады и виноградники. Кругом зелено, и люди мягкие, добродушные. Поедем, Юзеф? Вот увидишь: земляки мои всегда рады честным людям и умелым рукам. Сколько нам надо будет там сеять, сажать, прививать!
— А что ты умеешь делать, браток? — полюбопытствовал Онуфрий, удивляясь, что ему никогда не приходило в голову спросить об этом Юзефа.
— В самом деле, какая у тебя специальность, ты чем занимался до войны? — спросил Краюшкин.
— Я был ювелир, — печально ответил тот.
Наступило неловкое молчание.
Эльза, почувствовав напряжение этой минуты, тихонько отошла в сторонку.
— Как так ювелир? — не сдавался Вася, словно удивленный тем, что есть на свете и такая профессия.
— Кольца, браслеты, серьги… — пояснил с виноватой улыбкой Варшавский.
— A-а! Ювелир! — протянул Онуфрий. — Ясно: браслеты, ось як…
"Батя" хотел было отпустить какую-нибудь шуточку, но ничего не приходило в голову.
— Ничего, Юзеф, нам и ювелиры нужны. Работа найдется, обязательно найдется, — воскликнул уверенно Григоре. — Поедем к нам в Молдавию!
В это время, пробираясь через толпу, женщин, на дворе показался сержант… У фуры его остановил Иоганн Ай, словно нарочно дожидался его. Лицо его побагровело, казалось, его вот-вот хватит удар.
— Я прошу вас спуститься со мной в подземелье, — многозначительно проговорил он дрожащим голосом, указывая рукой в сторону погреба и позвякивая связкой ключей. — Вы должны все принять, я передам все вам…
— Завтра, старик, завтра побеседуем, — торопливо ответил Асламов, не догадавшись, конечно, о чем идет речь. — Завтра все примем, а хозяйство передадим Хильде Кнаппе. Так мы договорились. Завтра…
Старик не успел больше ничего объяснить — сержант был уже среди своих.
— А я тоже с вами поеду, — весело сообщил он солдатам. — Провожу до штаба полка.
Бутнару быстро схватил сундучок Варшавского и уже не отходил от ефрейтора. Люди расступились, пропуская их к фуре. Солдаты уселись лицом друг к другу, и парнишка на козлах хлопнул бичом.
— Aufwiedersehen! [61] — крикнул Бутнару, поднимаясь. — Aufwiedersehen!
— Тосфидания, тосфидания!
Григоре лихорадочно обводил глазами двор, ища взгляда Кристль, который он все время чувствовал на себе, но фура выехала за ворота, а он так и не увидел девушку.
— Если вам повезет, поедете домой вместе с капитаном Постниковым, — ни с того ни с сего проговорил Асламов.
— Как, разве он будет сопровождать эшелон с демобилизованными?
— Нет, говорят, его тоже демобилизуют! — ответил Гариф. — Отзывают его на железную дорогу, туда, где он работал до войны.
— Может, поэтому он и был вчера такой расстроенный?
Асламов не успел ответить. На дороге показалась торопливо шагавшая Берта. Она сделала сыну знак придержать лошадей. Несмотря на свой возраст и полноту, женщина ловко, еще на ходу, вскочила в повозку.
— Бог мой, чуть не опоздала! — произнесла она, заправляя черные волосы, выбившиеся из-под косынки.
Издалека, со стороны села, раздался жалобный детский плач:
— Mutti! Mutti!
Берта внимательно прислушалась. Потом оглядела поочередно солдат и внезапно вздрогнула.
— А вы, товарищ сержант, почему здесь?
— Провожу их до штаба полка — и назад, — ответил тот по-русски, словно понял вопрос и был готов заранее ответить на него.