Но оглушительный стук захлопнувшейся за „ревизором“ двери заставил Хородничану поспешно двинуться за ним.
— Тупицы!.. Тупоголовая порода! — пробормотал он и вышел.
А Корица и ученики широко раскрытыми глазами глядели на карту Европы, на которую в этот момент вспрыгнул резвый солнечный зайчик.
Вызванный Хородничану к карте мальчуган протянул вдруг руку к весело игравшему на карте солнечному блику и, щуря удивленно глаза, прочел:
— „Мос-ква!“
Вот каким образом, при помощи осколка зеркала, управляемого сидящим где-то в заднем ряду учеником, и сюда, — в третий — четвертый класс „художественно-ремесленной школы“, проник луч солнца.
Безработные требовали работы. Жены мобилизованных в армию выходили на демонстрации, добиваясь возвращения мужей. Вспыхивали забастовки, восстания. Рискуя жизнью, коммунисты издавали листовки, распространяли революционную литературу, организовывали у ворот предприятий летучие митинги, призывая рабочих к борьбе.
Правда, господина Фабиана непосредственно все это еще не затрагивало. Ремесленная школа жила привычной жизнью. Надзиратели выполняли свои обязанности. Ученики работали. Установленный порядок казался незыблемым. Но происходящие вокруг волнения требовали предупредительных мер.
Преподаватель технологии Николай Корица был уволен из школы.
Одной из главных предупредительных мер, на взгляд господина Фабиана, была полная изоляция учеников от атмосферы, царившей в городе. Директор выработал подробный план. В первую очередь следует поднять забор, добавив несколько рядов колючей проволоки. Замок у ворот заменить другим — специальным затвором, к которому ученики не смогли бы подобрать самодельные ключи. Без увольнительного билета — ни одного шага. Участить переклички в мастерских и общежитии. За самый незначительный проступок — наказания: розги, внеочередные наряды и лишение права выхода в город на продолжительный срок. Надзиратели, мастера и учителя получили в этом отношении самые строгие инструкции.
Хородничану был, правда, того мнения, что не помешали бы и такие „хм… более действенные методы воспитания, как соответствующие фильмы, лекции, хорошо подобранная литература“, но директор лишь презрительно отмахнулся. „Лишние затраты! Найдется у нас и другая игла для их кожуха. В конце концов, — успокоил он собравшихся на совещание педагогов и надзирателей, — речь идет лишь о предупредительных мерах, только и всего“.
Нужно сказать, что у господина Фабиана последнее время было неплохое настроение. Дела шли успешно. Благодаря одному влиятельному лицу директор добился для школы значительного заказа от какого-то министерства. Хотя речь шла только о производстве некоторых мелких деталей, это был жирный кусочек, от которого кое-что перепадало и самому господину Фабиану, не говоря уже о значительном росте его авторитета. Директор школы как бы становился доверенным лицом правительственного учреждения.
Предвиделся в ближайшие дни и хороший заработок от хозяина детского санатория. Изготовление железной ограды было уже закончено, а изображение здорового, красивого и веселого ребенка, выбитого на меди, мастер Цэрнэ должен был вот-вот сдать.
Изготовление деталей по министерскому заказу оживило работу во всех мастерских. Детали эти вытачивались токарями, затем обрабатывались в слесарной и, наконец, поступали к жестянщикам, которые монтировали к пим тонкие пружинки, припаивая их капелькой олова.
Подобного оживления в мастерской жестянщиков никто еще не помнил. Паяние оловом всегда привлекало учеников, но до сих пор такую работу выполняли только старшие классы. Олово считалось ценным материалом, который доверялся не каждому. Паять нужно было тонко, экономно. Для каждой работы в отдельности директор лично выдавал норму олова, требуя потом у мастера отчета за каждый израсходованный грамм.
Ребятам из младших классов полагалось иметь все свое, вплоть до собственного инструмента. „Эти сопляки еще не дают продукции, — говаривал господин Фабиан. — Школа не может доверить им даже напильник: стешут его только попусту. А тем паче олово! Пусть сами себе покупают…“
И вдруг — этакий заказ! Каждому ученику были выданы новый паяльник и инструмент для шлифовки. Олово текло как из рога изобилия. Глаза ребят, разрумянившихся у передвижных жаровен, блестели радостью. Инструмент так и сверкал в их проворных руках. Пружина смазывалась азотной кислотой. Прикосновение раскаленным концом паяльника — и серебристая капля на месте. Легкое шипение — и пружина припаяна. Следующая!