– Не дай вам бог попасть к ним в плен, – вставил один из ландскнехтов. Весь облик его выдавал бывалого воина, насколько я успел разобраться в местных индикаторах социальной символики.
Лицо его украшали чудовищных размеров усы и страшный шрам от виска до челюсти. На нем был красный бархатный вамс[8] с вырезанным на груди косым андреевским крестом и глубоким декольте, прикрытым плиссированной рубашкой тонкого шелка. Облик его органично дополняла массивная золотая цепь восьмизвенной толщины. – Не дай бог, – повторил он и, увидев одобрительный кивок Конрада, продолжил: – Будь я проклят, если вру, лучше вам воткнуть кинжал в шею, если попадетесь к ним в лапы. Это смертный грех, конечно, но Бог простит, он все знает и видит. Они, выродки, такое делают с пленными… Снимут кирасу и вспорют брюхо, а кинжал сперва в дерьмо окунут. И тогда считайте, что вам повезло. Зверье, никаких понятий об обычаях честных воинов.
– Га-га-га, – это заржали сразу трое ветеранов, уютно выпивавших и закусывавших, расположившись на попонах, постеленных прямо на землю. – На себя посмотри, честный ты наш воин! – добавил один из них. – Забыл, что сам вытворял с ранеными райслауферами[9] под Мариньяно?! Чтоб я сдох, давно так не веселились!
– Иди к черту, Курт! – огрызнулся первый оратор. – Это месть, месть за погубленных наших товарищей! – Его рожа заметно покраснела. – А месть – в наших обычаях!
Веселье заметно набирало градус:
– Ага, Ральф, дружище! – Курт давился от еле сдерживаемого хохота. – Особенно в наших обычаях трахать в жопу пленного барабанщика, ха-ха-ха-ха… вот отомстил так отомстил!
– Заткнись, – прошипел Ральф, причем его корявая изрубленная ручища нащупывала рукоять меча, – лучше заткнись! Я не трахал никакого пленного барабанщика!
– Ага, – отозвался голос с другого конца стоянки; народ живо прислушивался к нарастающей перепалке, – всем известно, что он был не пленный, а уже дохлый, га-га-га-га! – На этот раз поголовно все покатились со смеху, причем наш доблестный командир возглавлял веселье, лежа на спине и стуча кулачищем по земле; безудержные раскаты ухающего смеха затопили полянку, на которой мы обедали. Эти люди любили вот так вот безудержно хохотать, хотя шутки у них были те еще… Тут кто-то запел:
Смеяться больше никто не мог, весь наш славный отряд совершенно потерял боеспособность: кто-то постанывал, согнувшись в три погибели, кто-то катался по земле, кто-то обессиленно обнимал дерево: личный состав стонал и всхлипывал. Глядя на товарищей, Ральф оставил свои кровожадные намерения и начал заметно прыскать.
– Знаете что, kameraden, идите-ка вы все к черту! Я посмотрю, как вы будете ржать, когда три колонны озверевших козопасов навалятся с пиками и алебардами наперевес!
Вот такими милыми и незатейливыми шутками мы скрашивали досуг на отдыхе и в походе. То и дело поднималась тема предстоящего противоборства со швейцарцами. И хотя перспектива была относительно отдаленной, даже испытанные ветераны далеко не всегда склонны были над ней шутить.
Надо взять на заметку и аккуратно выспросить, отчего бывалые ландскнехты заметно опасаются грядущей драки? На них совсем не похоже вроде бы…
Я в очередной раз мысленно проклял нерадивость моих предшественников, которые не снабдили Управление такой важной информацией. А мне снова приходится хитрить и отмалчиваться, притворяясь, что я в курсе дел. Конечно, я точно знал, кто такие швейцарцы и где они проживают, местную географию мне вдолбили буквально в подкорку. Но отчего их все вот так боятся? Чем они так особенно опасны? Важные сведения, особенно если учесть, что нам, а значит и мне, с ними вот-вот предстоит схватиться.
В лагерь мы прибыли ранним утром. Возле частокола нас остановили часовые, Конрад назвал пароль, и мы въехали в расположение армии. Стоянка удивила многолюдьем и продуманной до мелочей планировкой и неприятно поразила дикой вонью от переполненных выгребных ям. Последнее, впрочем, похоже, совершенно никого не смущало. Придется привыкать, сказал я себе. Хорошо бы, чтобы это было самым страшным препятствием на моем пути.
Меня записали в отряд гауптмана Конрада Бемельберга и поставили на довольствие.
– Жалованье будешь получать после присяги и смотра, – проговорил интендант, словно делая одолжение, предельно душным голосом, свойственным, кажется, всем чинушам во всех концах галактики.
8
Wams – верхняя куртка длиной до талии или чуть ниже. Расстегивалась спереди, на манер колета с полным запахом и пуговицами или завязками у проймы и на боку. Другой вариант отличался простой центральной медиальной застежкой. Как правило, имела длинные рукава. К нижнему краю вамса обычно пришнуровывались штаны «хозе» или шорты «обершенкельхозе».
9
Reisslaufer – наемный швейцарский солдат. Главный конкурент и враг немецких ландскнехтов.