Нам и так хорошо. Нам в общем-то не мешает, что альвы практически бессмертны и что их цивилизация по развитию превосходит нашу на сотни тысяч лет. Их родной мир погиб в незапамятные времена, альвы переселились на Асгор на заре нашей истории, когда Великий Ясень был еще тоненьким деревцем, а первому из Ториадов, сыну Души Древа и безымянной альвийки, едва исполнилось пятнадцать лет. В уплату за гостеприимство научили нас летать к звездам. Всему научили. Неплохая, я считаю, сделка с пожизненной арендой половины материка.
Мне повезло родиться в уравновешенном мире с централизованной монархией. У нас за много тысячелетий никто не осмелился даже заикнуться о реформе власти, ибо надо быть психом, чтобы пытаться сместить род Детей Ясеня, естественных симбионтов великого Древа, укрывающего наши миры от всяких напастей из космоса. Без Ториадов все наше громадное государство обречено. Так пишут в книгах, так говорят в школе, и пока ни у кого не возникало энтузиазма проверить легенду на истинность.
– Удачное стечение обстоятельств, не более, – ответил мне Хаэльгмунд, когда я попытался изложить ему свои выводы на второй день после приезда в Альвхейм. – Асгор – уникальный мир. У нас есть символ – Ясень. Остальное подстраивается под него в максимально комфортном для всех ключе. У нас единая история и единая мифопоэтика. Что было сперва? Пришли некие ассуинн, бессмертные, и привели с собой народ. Кальмару понятно, что где-то что-то стряслось – катастрофа или перенаселение, – что послужило отправной точкой колонизации Асгора. Где – оно по сей день неясно, колонистам основательно почистили память. И кто такие ассуинн – тоже неясно. Леданэ вон помнит одну из них, Печальную Королеву. Именно она отдала альвам земли по западному берегу реки Дэллит в обмен на обещание пестовать цивилизацию людей. Я родился на двести с лишнем лет позже Исхода, уже на Асгоре, потому довольствовался его рассказами. Зато предельно понятно другое: один из ассуинн остался, чтобы стать Душой Ясеня, и оставил здесь своего сына, чтобы тот продолжил генетическую преемственность связи с гигантским биологическим артефактом. В остатке мы имеем двухкомпонентное общество, целостное изначально. А на Земле все сложнее. Начать с того, что она задумывалась как совместный проект с разобщенной ментальностью и полным отсутствием искусственных коммуникаций и была реализована из рук вон плохо. И, наверное, потому она мне всегда нравилась. Совершенные творения скучны. Если тебя это утешит, я тебе даже завидую.
Я хотел было спросить, почему в таком случае он торчит на Асгоре, а не сидит на распрекрасной своей Земле, но вовремя прикусил язык. Мы давно не замечаем наших различий с альвами, но различия от этого никуда не деваются. Альвы прекрасны тонкой инфернальной красотой нелюдей, но более всего их выдают глаза. Длинные раскосые глаза, лишенные белков и зрачков, словно наполненные сияющим светом. В них совершенно не хочется смотреть дольше одной секунды.
– Ступай к Тиу-Айшену вниз. Начнет учить тебя верховой езде и проверит, что ты умеешь. Хоган говорил, ты увлекался фехтованием, – герцог прищурился и отодвинул пальцем тяжелую бархатную штору, рассматривая двор за витражным стеклом. – Ты же видел лошадей? Мы завезли с Земли в свое время. Они так и не стали популярными на Асгоре, только как красивые экзоты. Жаль. Эстетика имеет свойство частично отмирать в угоду техническому прогрессу. С появлением авиеток у нас даже койры почти вымерли, никто на них уже не летает. Так, молодежь в основном балуется. Помнится, мы их сдуру на Землю приволокли, так они разлетелись. Потом их со временем понемногу перебило местное население. Так что рыцарские сказки о драконах – не только отражение хтонических образов из глубин бессознательного, хотя сдобрены известной долей творческой гиперболизации.
С улицы донеслось приглушенное ржание инопланетного животного, с которым мне предстояло научиться управляться.
– И много вы еще оставили землянам… хтонических образов? – попытался сострить я.
Альв рассмеялся и произнес какое-то непонятное слово на одном из земных языков. Наверное, тем самым хотел сказать, что много.
В последующие несколько месяцев я неоднократно благословлял своего отца, который с детства привил мне любовь к боевым искусствам. Я хотел в армию – армия требовала серьезной физической подготовки.
Армия, правда, не хотела меня.
Когда поступил в Академию, подзабросил, конечно. Не до того было: между учебой и девушками оставался короткий промежуток времени на сон. Ходил иногда поразмяться в спортзал, но приличных соперников средь будущих ученых так и не обнаружил. Приличные соперники водились в военной академии на другом конце громадного Сулле, а туда меня заносило крайне редко.