— Принц Эдвард, — будущий отец Виктории вышел вперед и поклонился, — между прочим особа королевской крови…
— Ах, как страшно! — по-актерски закатила глаза Катрина. — А я новая фрейлина королевы матери! Ну, а что же ваши спутники молчат? Или они немые?
Берстранд с Редгордом переглянулись. Оба боялись выходить первыми. От любовного головокружения внизу живота что-то резко сдавило. Не хватало воздуха. Редгорд так и не решился… Первым выступил Берстранд. Откашлялся.
— Герцог Берстранд, особа чуть менее королевской крови, чем мой друг, но тоже ничего…
Девушка шутку приняла и засмеялась. Ах, ак блестели глаза Катрины в тот момент, как играла на лице ангельская улыбка, а Редгорд все стоял нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Он бы так всю жизнь только и смотрел бы на нее, боясь даже сказать слова и прикоснуться.
— Ну, а вы кто, сударь?
— Ре… Редгорд. Барон с Запада…
— Понятно, — Катрина мягко обогнула их и пошла к Твердыни. Окликнуть ее уже ни у кого не хватило сил. Она исчезала будто дымка предрассветного тумана в первых лучах солнца.
Старейшина поморщился и прикрыл глаза, стараясь от самого себя скрыть накатившиеся слезы. Эти воспоминания не даставляли ему особой радости. Особенно, если знать, что было потом…
— Всем! Всем! Всем! Слушайте и не говорите, что не слышали! Новый указ старейшины Верховного Совета Редгорда! — глашатай спрыгнул с лошади и стал посреди базарной площади на какую-то повозку, чтобы казаться выше и величественнее, под стать оглашаемому событию. — Именем Верховного Совета Старейшин Рура, за преступления перед страной, за попытку государственной измены клятвапреступница Твердыни, своего монаршего миропомазания, наша королева Виктория Первая дочь Эварда Мудрого Пятого приговаривается к смертной казни через повешание на Башне Смерти! Казнь состоится завтра в полдень!
Глашатай слез с телеги и оседлал своего коня. Шумный базарный народ стал сразу же сбиваться в кучки и обсуждать такое событие.
— Да, кум, жестоко с нашей Викторией обошлись…
— Энто что, вот говорят, что она любовница этого самого Валтасара и хотела ему нашу Твердыню на блюдечке с голубой каемочкой преподнести в день свадьбы!
— Тю… Да хто ж такое говорит! Струсила она просто, сбежать хотела, бросив страну на поругание недругам. Хорошо раскусили вовремя ее, змеюку подколодную!
— Твоя правда!
— А все же при ней добро было…
— Добро то добро, тильки дворянам, да прочим богачам, а нам трудовому народу дыхнуть нечем было…
— Да… Теперь, братцы заживем!
Услышав такие разговоры на площади, Одиссей стиснув зубы хотел бросится на обидчиков своей королевы, но твердая рука Алкасара легла ему на плечо, не дав наделать глупостей. Они смешались с толпой и подошли к небольшой палатке, около которой их уже ждали Зуб и Суворов.
— Почему ты не дал мне вступиться за честь моей королевы, — гневно сверкнув глазами зло прошипел карлик, — я убил бы их всех. Они не достойны дышать!
— Виктории ты так мало чем поможешь… Мы полезны будем ей, когда будем на свободе, а не за решеткой. Тем более это люди без чести и достоинства… Что их слушать?
Одиссей отвернулся, тяжело вздохнув.
— Так что там говорили? — Зуб внимательно поглядел на колдуна. — Мы стояли тут в отдалении ничего не было слышно… Такой гам!
— Да, что объявил глашатай? — поддержал благородного разбойника Суворов.
— Викторию завтра в полдень казнят…
Затихли, переваривая услышанное. Зуб тяжело задышал, готовый хоть сейчас объявить войну всему королевству, пойти битвой на всю гвардию, лишь бы вызволить королеву. Александр задумчиво протер очки и сунул их обратно в карман. Сейчас не до них.
— И что же делать?
— Надо придумывать план побега… — поигрывая темляком сабли проговрил, как будто про себя Алкасар.
— Какого побега? — поднял на него глаза Одиссей.
— Мы выкрадем Викторию до полудня, до времени ее казни! — уверенно заявил колдун. — У меня есть идея!
Ночь… На темно-синем небе сияет пронзительно желтый диск луны. На стенах Твердыни тихо перекликаются часовые. Рур спит долгим уморенным сном трудового дня. Завтра почти что государственный праздник. Казнят королеву! Даже самые трудолюбивые из граждан откладывают свои дела до следующего дня, собираются, готовятся, будто на гастроли заезжего цирка-шапито. Спит Рур. Спит и сапожник, и землекоп и сборщик податей. Завтра большой день.