— Живым! — слышался откуда-то издалека голос Валтасара. — Взять живым! Он мне нужен!
Колдун выхватил меч. Толпа вокруг него сжимала круг, а карлик жался испуганно к его ногам, сковывая движения.
Обозленные лица вокруг становились все ближе. Алкасар первым не нападал, зная, что сразу же найдет смерть на выставленных вперед пиках. Наконец нервы у одного из кочевников не выдержали. С глухим рыком он бросился вперед, стремясь выбить из рук война меч.
Колдун легко уклонился от жуткого размаха кочевника. Пропустил его вперед и легко развалил война напополам. Кровь брызнула на лицо, запачкала кольчугу, но времени утираться не было. Следом за первым в бой кинулся и второй. Он был вооружен пикой и достал таки ребра Алкасара. Боль жгуче резанула куда-то в область подмышек, но колдун знал, что устоит.
— Беги… Прячься… — с хрипом выдавил он из себя Одиссею, который по-прежнему пудовой гирей висел у него на ногах.
— Нет! Сражаться так сражаться, — маленький герой выхватил кинжал из ножен и занял позицию рядом с колдуном из Полесья. — Мы столько пережили вместе. Неужели, ты думаешь, что умереть я дам тебе одному.
И тут… Тут кончилось терпение у всех кто пытался эту парочку взять живыми. Они бессмысленно бросились вперед, стремясь задавить храбрецов количеством, но только мешали друг другу. Началась бессмысленная рубка, где кровь телка рекой, слышались стоны раненных, предсмертные крики убитых, азартные возгласы атакующих.
Рука Алкасара отмахивалась от мечей нападавших, тут же совершала колющие удары, а голова думала, что наступил конец. Войнов было слишком много. Они были везде, даже маленький Одиссей не мог протиснуться сквозь их сомкнутые ряды.
Удары сыпались один за одним. Кровь, смешанная с потом заливала глаза, но тут колдун почувствовал, как в нем закипает ярость, похожая на ярость берсерка в пылу битву. Ее можно было использовать, как магическую энергию. Собрав волю в кулак, колдун накапливал ее, терпя мелкие колющие удары. А потом, когда энергия начала биться через край, выливаясь свечением вокруг Алкасара, он ударил потоком сжатого воздуха, потоком внутренней энергии, которая переполняла его.
Жуткая боль пронзила нападавших. Они отлетели метров на десять, корчась от ужаса, от кошмара переломанных ребер и костей, раздавленных легких. Вокруг карлика и Алкасара осталась лишь куча поверженных ранее мечом кочевников.
Они стояли друг напротив друга. Два брата, два царевича. И их глаза горели огнем ненависти друг к другу. Они ненавидели друг друга и были готовы уничтожить.
Алкасар чувствовал, что вложил в этот удар почти всю свою силу, что ее осталось на самом донышке, что отбить такую вторую атаку не хватить сил. Встряхнув головой, он побежал к шатру. Из горла его вырвался отчаянный крик, когда краем глаза он увидел, как Валтасар успевает натянуть тетиву на боевом луке. Он надеялся, что брат будет стрелять в него. Мир замер, время потекло медленнее, превратившись в вязкую жижу.
Но Валтасар целил вовсе не в него. Стрела сорвалась с пальцев и понеслась навстречу карлику, который рванул следом за своим другом. Поняв, что его снова обманули, обхитрили, Алкасар резко изменил направление бега, но прикрыть собой Одиссея не успел. Тяжелый удар обрушился на грудную клетку карлика, сбил его с ног и отбросил в сторону. Шут почувствовал как металл медленно входит в его тело, пронзая его ужасной болью. Дыхание сбилось и он рухнул на землю без движения. На длинных красивых ресницах заблестели капельки слез.
— Нет! — закричал Алкасар и бросился к лежащему без движения шуту. Стрела торчала прямо из груди карлика. Кровь тонкой струйкой стекала из уголка губ, пачкая некрасивый широкий рот, но он улыбался!
— Вот и все… — прохрипел он, положив голову на руки колдуна, который казалось бы не замечал окруживших его кочевников. Бросил меч в сторону. Сйечас для него существовал только этот маленький человечек вместе с его болью. — Прости Алкасар, я не смог… не смог тебе помочь… Скажи… скажи королеве…
Глаза карлика закатились, дыхание остановилось, сердце мужественного шута перестало биться навсегда.
— Взять его! — как в тумане плачущий Алкасар услышал над собой голос своего брата. Он не мог, он не хотел сопротивляться. Он потерял друга.