Горькое разочарование буквально схватило его за горло. Он уронил бинокль, хотя продолжал следить за улицей. И видел, как дон Ренцо с охранниками исчез в здании, а Марти снова сел за руль.
Джонни пытался убедить себя, что его разочарование необоснованно. В конце концов не было оснований рассчитывать, что счастье улыбнется ему так скоро. Могло пройти не меньше недели, пока дон наденет нужный костюм.
Вот только долго ждать Джонни никак не мог. Он помнил слова доктора Миллера, что если как можно скорее не лечь в больницу, дела будут плохи.
Сама эта мысль его не испугала, что было дурным знаком. Так нельзя.
Он с трудом поднялся, добрался до дивана и растянулся на продавленном матрасе. Все тело охватил жар и какая-то странная вялость. Джонни пощупал лоб - никакого пота, кожа казалась сухой, как пергамент.
Понадобилось время, чтобы понять: у него началась лихорадка.
В желудке заурчало. Сколько он не ел?
Джонни вспомнил старую пословицу: "Лечи насморк, но лихорадка пусть помрет от голода".
А что, если все произойдет наоборот?
Во всяком случае, у него не было возможности достать хоть что-нибудь поесть. По крайней мере днем. Быть может, попытаться вечером?..
Если к тому времени он ещё сможет двигаться.
Или имеет смысл ещё раз принять кодеин, чтобы справиться с лихорадкой?
Он ещё продолжал размышлять об этом, когда снова потерял сознание.
Когда Джонни вновь очнулся, было темно. Он попытался вспомнить: что нужно было сделать этой ночью? Однако не сумел, и вскоре его мысли занял другой вопрос: он больше не испытывал жара, наоборот, дрожал от холода. Несмотря на все усилия, Джонни начал стучать зубами.
И вновь вернулась боль. Не там, куда он ранен, там тело полностью утратило чувствительность. Болело все, как будто его нервы превратились в острые стрелы, которые безостановочно его кололи.
Он поднялся с матраса и с трудом доковылял до ванной. Вынул из кармана две последние пилюли кодеина, проглотил их разом и запил водой.
Сам не зная как, он вдруг оказался на коленях, его рвало. С каждым рвотным позывом волна боли вздымалась в мозгу и спускалась вдоль тела. Ему хотелось кричать, одновременно он чувствовал, как что-то его душит.
Когда приступ прошел, Джонни был не в состоянии подняться с пола. Он хотел было добраться до дивана на карачках, но на полпути лишился чувств и растянулся, уткнувшись лицом в пол.
На следующее утро в четверть девятого старый седой негр осторожно проник в комнату, где спал Ренцо Капеллани. Звали старика Бен Джонс, и командовал он всей прислугой в доме на Лонг-Айленде. Мягко и неслышно ступая, он поставил на столик у изголовья постели стакан с томатным соком, потом приготовил одежду, выбранную хозяином накануне: трусы, носки, безукоризненно сверкавшие ботинки, рубашку, галстук, свежевычищенный и отглаженный костюм. В портфель уложил запасную рубашку - когда дон Ренцо работает допоздна и задерживается в Нью-Йорке, то любит среди дня её сменить.
Когда слуга раздвинул шторы и впустил в комнату лучи утреннего солнца, дон Ренцо зашевелился. Бен Джонс приблизился к постели и торопливо доложил:
- Мистер Капеллани, уже четверть девятого.
Дон Ренцо сел в постели.
- Доброе утро, Бен, - сказал он, протирая глаза.
- Доброе утро, мистер Капеллани. Хорошо спали?
- Прекрасно. Как сегодня погода?
- Достаточно тепло, чтобы поплавать в бассейне. Позволите подать вам завтрак на террасе?
- Да, конечно.
Джонс протянул дону Ренцо бокал с томатным соком и исчез. Дон Ренцо выпил, выбрался из постели и отправился в ванную. Там тщательно почистил зубы, побрился и, не жалея воды, принял душ. Потом вернулся в комнату, надел купальные трусы, халат, сандалии и спустился вниз.
Появившись на террасе, он подошел к бассейну, глубоко вдохнул полной грудью свежий воздух, сбросил халат и плюхнулся в воду, за температурой которой всегда тщательно следили. Потом методично переплыл бассейн шесть раз - такова была его программа на случай хорошей погоды.
Когда хозяин вышел из воды, Бен Джонс уже поджидал его с махровой простыней. Дон принял простыню и сам растерся. Он не переносил, чтобы к нему прикасались мужские руки - тем более руки негра.
Вновь накинув халат, дон уселся за стол и принялся просматривать "Нью-Йорк Таймс", "Дейли Ньюс" и "Уолл-стрит джорнел", одновременно поглощая завтрак. Он ещё продолжал есть, когда за столом появились его сын Марти и чуть позже - новый телохранитель Аккане.
Дочь Тина отдыхала в Майами в компании своего жениха Дина и супружеской парой приятелей. Дон Ренцо согласился на это после бурного объяснения с дочерью. Он любил сознавать себя современным отцом и полагал, что дочь и Дин достаточно благоразумны, чтобы ему не приходилось вмешиваться в их дела. Однако не пора ли им пожениться? Если до этого дойдет, ему останется только назначить дату свадьбы.
Марти с Аккане ели молча. Знали, что дон Ренцо не одобряет разговоров за столом.
Закончив завтрак, дон поднялся наверх, чтобы переодеться, прихватил портфель и спустился. Новые охранники вместе с Марти и Аккане ждали его у машины. Аккане сел впереди рядом с Марти, а остальные расположились по обе стороны от дона Ренцо на заднем сидении.
Машина миновала пост охраны у ворот и покатила в сторону Нью-Йорка.
Когда дон прибыл в штаб-квартиру, там его встретил донельзя встревоженный Корбо.
- Наш человек из Министерства юстиции предупредил меня, - поспешил доложить советник. - ФБР взяло жену Джонни под свою защиту и где-то спрятало. Агенты охраняют её круглосуточно.
Дон замер.
- А насчет Джонни больше ничего не слышно?
- Нет. Но легко представить, где он. Если верить доктору Миллеру, он в очень плохом состоянии. Ему оставалось всего несколько часов, если немедленно не обратиться в больницу. К кому он может обратиться, как не к тому, кто им уже занимался? Кроме того, если его жена попала под защиту ФБР, то я готов держать пари, что для него организуют такую же охрану. Скорей всего, в какой-нибудь больнице вне Нью-Йорка.
Дон Ренцо задумался.
- Да, это весьма вероятно.
Он сел за стол и, немного подумав, добавил: