Тимур Агаев
Солдат на перекрестке
Ох он, дивный новый мир. Пять ночей и победим. Еще пять и улетим в малиновые дали. Но пока мне только пачек проблем дали. Не отдали мне жизнь, забрали святость. Хотел по доброму, теперь будет взаимно пакость. Потовая ситуация, санузел и мешок, дай мне ночи чтобы распродать желаемый и получить кров. Пас.
Я видел чувака, у которого мать умерла. Ему было восемь лет, он вспоминал это и снова плакал. Я тоже был не рад такому повороту, друга утешал, но куда ему мои утешенья.
А где-то там сидит девчонка, и ноет, что ж забрали у нее розовенький новый телефон. Ох, как не проста жизнь для нее – вещь отобрали, целый день теперь без интереса провести, как еще?
А тем временем сидит, тоже девочка, только в жизни ей не повезти. Суки орут из ванной, мать с отцом дерутся, будет хуже если те еще и разведутся. Мать с бабушкой плачут по пятнице. У бабушки волос нет, теперь в парике. А жизнь закручивает петлю будто круги ада. Она орет по ночам, за что это ей надо?
Алкаши, бьют, жгут как маленькую, теперь еще и кушает кошачий корм. Она живет в Чапаевске, она ест кошачий корм по утрам. Другой еды нет, все из дома отец продал, мать на запал. Алкоголь и виски, снова оры, дома вписки. Девочка старается учиться, а ее бьют, берут в натиски.
А тем временем живет в Абинске неплохая писательница. У нее что-то с ногами, она давно уже в больнице. И мир ее запер за большой белой клеткой: четыре стены, одна решетка, пустая дверца. Она пишет стихи невпопад, как же ей, маленькой, больно. Она с детства терпит уколы и звоны колокольни. Этот страх перед госпиталем теперь отпечатался в лице, и будет плакать мир, увидав в зарнице.
К слову о зарнице, встретил я одного военного. Это была пятница, он был таксистом, но не немым…
Это был вечер, пятница, уставший напрочь таксист везет меня, как пьяница. Мне нравится его машина очень, но блуд-странница мне не дает покоя, будто мертвое окончание. Мне не нравится, что чище город от того, что на горе святыня-пятница. Таксист машину остановит, я выйду и приглашу его на обед в ресторан грязный, будто колхозница.
Полотнище на костре, мой холст сгорит недавно все. Дай мне все, рассказывай про свои заботы. Даже если и приврешь где, я не дам квоты. Не отдам тебе роты, будто орды-автоматы. Где же еще я услышу таких слов, чтобы рассказать моим хорошим в голове друзьям. Где же еще я удовлетворю мысли поток, сказав, что все у меня на самом деле в порядке.
Ты говоришь, я сижу. Ты рассказал про то, что на днях ходил на охоту. Бродил по лесу, искал перепелов, медведей, хоту. Тут орали машины, говорили: дайте ходу. Но нам плевать, мы солдаты на перекрестке. Крестим, как рать, будто Русь в Раю на небосводе. Мы неба сток, изгладим, надеюсь уж не сглазим. Надежды есть на то, что нас не продадут ответу.
Ты убивал медведей жестоко. Шкуры сдирал, по середине дня ружье протирал от их невинной крови. Чем же оскал их так заслужил жестокости? Может быть, мне просто повезло быть в нашей молодости?
Ты перебьешь. Говоришь, что не так жесток, и… Вовсе не жесток, они не лучше. Когда самка медведя с самцом обвенчаются, лучше уж не быть на территории семейки, ибо останешься ты без ноги. Дружочек, там зажали медведи человека. В круг взяли звери бедного двуногого. Начали рвать, увалили на пол быстро. Начали отрывать по кускам, как бумагу, земля из зелени в красный.
Вообще да, это борьба. Борьба межвидовая. Друг, мир жесток, тут все животные, тут все классы и лишь иногда исключения. Хотя еще посмотреть, как они покажут себя…
Волки, например, боятся красного цвета. Когда увидят красный, сразу расходятся и стаей идут назад. И не сбежать им. Мы вешаем сначала полотна на деревья. Маршрут стаи мы отлично знаем. Идем назад мы, ждем их, волков. Волки… Теперь выбор у вожака: страх перебороть, спас всех; иль же уйти, как трус, своих на смерть вести. Они трусливы, эти волки, стали стаи идти частенько именно назад. Идут, а позади там мы. И мы стреляем в них…
Зачем стреляем? Да так, что чучела не надо? Школы, музеи, университеты, да и прочее. Там везде души их, убитых. Чучела мы делаем из них, этих волков убитых. И там, в зданиях людских, вечно кается вожак.
Да и они не лучше. Знаешь, сколько зверья по городам ходит на окраинах? Сколько там, в этих городах, погибло? Погибло из-за них! Жестокость не знала границ!
Это оправдание.
Нет.
Знаешь ли ты, дружок… Медведи… Снова к ним… Они могут сойти с ума от человеческого мяса. Как бы тебе объяснить. До того, как медведь опробовал человечину, еще можно быть спокойным, так как он воспринимает тебя первым делом как такого же хищника.
Но знаешь… Когда медведь попробует человеческое мясо, он будто сходит с ума. Или как ребенок, съевший первый раз шоколадку… Ведь у зверей разум как у ребенка малого человеческого… Ну знаешь, опробовал что-то вкусненькое, и дай-дай еще… Их ничто больше, этих медведей, не остановит. Они будут делать все, чтобы порвать тебя на куски и полакомиться твоим мясом. Идти на любые меры.