Когда мы добрались до перекрестка, примерно в 4 км от расположения наших войск, мы услышали рядом с нами пулеметную стрельбу. Пришлось остановиться. Когда мы решили двигаться дальше, двигатель не заводился. Наверное, он получил попадание. Пулемет стрелял как сумасшедший. Мы зашли за холм и стали ждать. Слева от нас лежал город, а справа растянулись обширные болота. Затем с того направления, откуда мы ожидали появления новых пленных, появились польские солдаты, все при оружии. Не успели мы понять, что происходит, как поляки появились и со стороны города. Намеревались ли они сдаться? На всякий случай я подготовил свой MG к стрельбе, но обнаружил, что могу стрелять только в одном направлении. В такой стрельбе не было никакого смысла, потому что поляки кишели со всех сторон. В общем, нас окружили и… разоружили.
Нас заставили двигаться за ними направо, в болото. Поляков было примерно около роты. Пятерых солдат назначили стеречь нас. Потом с направления, где располагается город, по полякам открыли огонь наши пулеметы. Шум стоял просто оглушительный, мимо нас и над нашими головами засвистели пули. Мы по грудь погрузились в болото, и на то, чтобы пройти несколько сот метров, нам пришлось затратить довольно много времени. И все это время в нас стреляли с нашей же стороны.
Нас провели куда-то через высокие камыши. На другой стороне – невысокая стена, за которой мы нашли укрытие. Поляки зашли за стену и там попали под ураганный огонь. А в это время наши, в свою очередь, стреляли в нас с нашей стороны. Затем вступили в дело немецкие минометы. Выпущенные из них мины падали повсюду вокруг нас, некоторые всего лишь в десяти метрах. Ужасное ощущение – понимать, что тебя могут разнести на куски собственные товарищи.
Командовавший нашими охранниками молодой парень полез на стену. С другой стороны к нам подбирались солдаты. Их бесчисленное множество. Не было видно, поляки это или немцы. Как бы то ни было, они в нас стреляли. Поляк, который первым забрался на стену, получил целую пулеметную очередь. Одна пуля попала в пах, еще две – в ноги. Он истекал кровью, как зарезанная свинья, бился в страшной агонии. Мы перевязали его. Другие поляки надеялись, что на нас наступают наши солдаты. Они хотели попасть в плен. Но оказалось, что перед нами появилась польская кавалерия.
По мере приближения конники попали под фронтальный огонь с наших позиций в городе: минометов, артиллерии, пулеметов. Мы беспомощно лежали под этим натиском с двух сторон. Это длилось часами. Наконец польские кавалеристы оказались совсем рядом с нами. Мы потащили раненого поляка назад. Он испытывал ужасные страдания, и думаю, что с ним все было кончено. Он рассказывал о своей невесте, жительнице Вены. Мы обещали, что как только вернемся, расскажем ей о том, что с ним случилось. А может быть, он выживет. Мы понесли его обратно через болото, снова по грудь в воде. По дороге у нас появился еще один раненый: грудь, живот, голова… Пожалуй, я избавлю тебя от подробностей. Тот, кто не видел этого, не сможет даже представить себе, насколько ужасными бывают такие раны.
Потом нас отвели к польскому командиру. Странно, но не всех из нас обыскали. У нас забрали все, что поляки сумели у нас найти.[27]
В том числе деньги. Офицер заставил нас построиться. Множество польских солдат промаршировали в нашу сторону и встали напротив нас. Нас заставили развернуться. Я подумал, что мне конец, потом… я мысленно попрощался с тобой и с Лоре… в душе я уже попрощался с жизнью… и это продолжалось примерно две минуты, а казалось, что прошло двадцать лет. Потом… новый поворот кругом. Нам объяснили, что мы являемся военнопленными. Если попытаемся бежать, нас расстреляют. Ясно и доходчиво.
Затем нас посадили в грузовик и отвезли туда, где уже находилась другая группа наших. Теперь нас было пятнадцать человек. Нам дали немного кофе с молоком, а потом отправили спать на соломе. Это был худший из дней в моей жизни. Я мог бы рассказать тебе о нем более подробно, когда мы увидимся. Фактически я был мертв и только по случайности все еще жив. Как живы и вы с Лоре! Все мы!
22 сентября 1939 г
Утром нас снова куда-то отправили. Должен сказать, что многие польские офицеры, с которыми нам приходилось контактировать, вели себя в высшей степени корректно. Нам обещали, что с нашей головы не упадет даже волосок, а если кто-то будет плохо с нами обращаться, мы должны были пожаловаться любому польскому офицеру.
Многие из них и вправду являются людьми!
27
Прюллер прятал свой дневник под одеждой, и, хотя его и обыскали, дневник не нашли. В плену он вел записи, когда польские охранники не следили за ним при свете огарка свечи ночью. (