Он удачно и своевременно женился, сделал хорошую партию, взяв немалое приданное в том числе землями и крепостными душами заодно. Деньги, что называется сами шли к деньгам, его состояние постоянно множилось, но насытится он никак не мог – все время хотелось большего. Семейная жизнь, так уж получилось, у бывшего историка совершенно не сложилась, жена оказалась весьма неравнодушна к "невинным" забавам муженька, которые он не захотел оставить и после заключения брака. Поэтому спустя два месяца после свадьбы его дражайшая супруга баронесса Пферд скропостижно скончалась от желудочных колик, вызванных скорее всего отравлением цианистым калием. Это вещество еще совершенно незнакомо, как местным медикам, его получит немецкий химик Роберт Вильгельм Бунзен только в 1845 году. Поэтому разоблачения и соостветствующего наказания можно было не опасатся. Историк был безутешен и горевал вполне искренне, ведь ему пришлось потратить на эту глупую и вздорную дуру одну из 20-ти драгоценных таблеток, предусмотрительно захваченных им из будущего на всякий пожарный случай. Он же ей дал полную свободу заводить любовников хоть целую роту, так чего же ему не пошли навстречу? Теперь никто и ничто уже не ограничивало его веселую разгульную жизнь, проблемы же с законом здесь принято решать путем взятки, важно только вовремя "позолотить" ручку нужному человеку. Главное чтобы все прошло "тишком", без громкого скандала и разбирательств, если информация дойдет до царя, то виновника могут действительно наказать "по закону" или по произволу, как угодно его императорскому величеству будет. В противном случае сплошь и рядом даже "мокрые" дела судейские спускают постоянно на "тормозах", или вариант – "тянут" десятилетиями, пока не помрут естественной смертью свидетели, истец или даже сам ответчик.
Соседи нового помещика, барона Пферда всегда поражались, почему у курляндца в деревнях сплошь одни некрасивые девки и бабы: "ни одного пригожего лица не встретишь". Ничего сверхъестественного, просто Степаныч сразу же выгодно распродал всех своих более-менее смазливых девиц и баб в публичные дома от Москвы до самых до окраин российской империи, как в песне поется. Действовал он по "юридически чистой" схеме, отработанной ранее в первопрестольной с Варькой, вот и остались на селе одни страхолюдины. "Барин"-историк не брезговал в поисках хорошего дохода абсолютно ничем, столичным прожигателям жизни наскучили русские девки? Прекрасно – через бартер с кавказцами и персами он наладил поставки в российские дома свиданий персиянок, черкешенок, негритянок и прочей "ненашей" экзотики, специально для богатых, для любителей. Привез он так же парочку негров-атлетов из Эфиопии, надо же позаботиться и о знатных дамах, пока мужья развлекаются в обществе "потерянных, но чрезвычайно милых созданий". К удивлению историка-сводника, африканцы действительно умели немалый успех и пользовались спросом в высшем обществе, вот только не среди столичных женщин…
В своих загородных имениях, число коих постоянно увеличивалось, доморощенный фон-барон никаких новшеств не вводил, справедливо полагая, что лучший сельскохозяйственный инструмент в российских условиях – это палка в руках жестокого надсмотрщика. Пусть князья Волконские, Бобринские, и прочие титулованные и не очень идиоты, покупают заморские машины и орудия, строят конные заводы и вводят новые сельскохозяйственные культуры, Степаныч озадачился простым выбором подходящих управляющих для своих новых имений. В основном выколачиванием денег из крестьян по оброку у него занимались иностранцы из числа подонков, набранных по особому конкурсу в питерских портерных. Но были так же и свои отечественные "специалисты" из отставных унтер- и обер-офицеров. Например, один такой палач держал в страхе не только порученную барином ему деревню, но и весь уезд заодно, недаром крестьяне его прозвали "сатаной". Господина барона совершенно не волновало, что происходит на селе, урожай – не урожай, да хоть конец света, но оброк должен быть собран вовремя и в полном объеме, пусть они там хоть грабят на большой дороге или баб своих на позорный "промысел" в город посылают. Как ни странно такой подход к ведению дел обеспечил ему не только вполне стабильный высокий доход с поместий, но и создал репутацию строго и рачительного хозяина в среде провинциальных землевладельцев. Не все помещики имели возможность столь изощренно мордовать своих крепостных, для этого "верные" и безжалостные люди нужны на местах, и связи в верхах на случай непредвиденных форс-мажорных обстоятельств, вот и завидовали ему "черной завистью". Классика русской литературы в чистом виде: у Пушкина главным провинциальным авторитетом ведь выведен самодур и жестокий рабовладелец Троекуров, а не либерал и "добрый барин" Дубровский, об того местные чуть ли не ноги вытирают. Пфердовские крепостные крестьяне неоднократно пытались жаловаться властям, но их всегда пороли за казенный счет и возвращали хозяину, так положено по закону, да и приплачивал барон кое-кому из чиновников немного ну и прикармливал соотвественно. Далее обычно начиналась расправа с "кляузниками" и "бунтовщиками", кому снова жестокая порка, кого в Сибирь в ссылку на поселение, кого в солдаты – отечеству ведь нужны защитники. В самом крайнем случае, если очередной управляющий перегибал палку, и дело доходило до кровопролития и трупов, господин барон с чистым сердцем сдавал негодяя властям под суд и ставил на его место нового, не менее свирепого. А как вы хотели – "наша власть должна быть страшной", иначе народ избалуется и чего дорого захочет свободы, Степаныч быстро стал в новом мире приверженцем этого принципа.