Особая забота была у него конечно же была о подрастающем поколении, снова прямо как у классика: "Дети – это наше будущее". Так в окрестностях Петербурга был основан закрытый пансион для девочек, а управляющие в поместьях получили четкие указания прислать туда всех "пригожих на лицо" девиц в возрасте от 7 до 10 лет. Дело вела "генеральша Амалия", с виду представительная и родовитая дама, но на самом деле известная в узких кругах любителей "клубнички" варшавская бандерша польского происхождения. Степаныч соблазнил ее немалым окладом и процентом от реализации "красного товара". Девиц добросовестно учили четыре года примерно по той же программе, что и в Смольном институте, кроме специфических, можно сказать – специальных предметов конечно. Выпускные экзамены по спецпредметам обычно принимал лично Виктор Степанович: отличницы поступали на стажировку в его домашний гарем с перспективой дальнейшего трудоустройства на ниве оказания сексуальных ВИП услуг – содержанками например к богатым господам, хорошисток иногда продавали горничными и гувернантками зачастую в приличные дома. Самую многочисленную категорию выпускниц – "троечниц" понятное дело, с нетерпением ждали публичные дома и прочие "заведения" Питера, Москвы и других крупных городов, эти девицы вполне сгодятся для удовлетворения потребителей средней руки. В последние годы ближе к 1810, в связи с наплывом в столицу знатных и не очень французских и немецких эмигрантов, возник немалый спрос и на нетрадиционные для России сексуальные услуги. Виктор Степанович уже всерьез подумывал об открытии специальной школы-интерната для воспитания крестьянских мальчиков из числа как собственных его крепостных, так и закупленных на стороне, но к сожалению, судьба распорядилась иначе и осуществить столь грандиозные замыслы он не успел.
Читатель вправе спросить, почему столь бурную и незаконную деятельность вовремя не пересекли власти, да и дворовые своего "веселого" барина должны были давно убить за такие фокусы. Ответ прост до безобразия – от справедливого возмездия по закону Степаныча спасали деньги и связи среди "хороших людей", зачастую презентованная вовремя нужному человеку девка решала все проблемы с местной юстицией. Что до рабов, так зря он что ли докторскую защитил по теме противостояния крепостных и их хозяев? Он все предусмотрел до самых мелочей, сразу же завел в Питере вольнонаемную вооруженную охрану и среди его окружения, среди "ближних" или домашних дворовых никогда не было крепких мужиков и парней, кроме избранных экзекуторов вроде уже известного читателю кучера Степана. Исключение составляли актеры домашнего театра, но туда он брал только абсолютно забитых и покорных. На кухне тоже трудились исключительно наемные кухарки и повара, барин совсем не желал получить на завтрак хорошую дозу мышьяка от родных очередной своей жертвы. Не держал он по 200–500 дворовых "бездельников" при себе, как многие его столичные современники, обходился минимальным количеством "вольных" слуг, за вычетом гарема конечно. Поэтому в Питере, среди столичного общества барон Пферд слыл человеком передовым, европейцем. Консерваторы почитали его чуть ли не революционером и отпетым "вольтерьянцем", а ведь зря. Впрочем, надо сказать, что известность у него была несколько специфическая, его советами, услугами, деньгами и девушками столичные аристократы охотно пользовались, но приглашать к себе столь же откровенно брезговали. Раз только и удалось ему принудить одну молоденькую графиню рассчитаться "натурой" за один должок… Не принимал Пферда высший круг общества, но он пока и не особо комплексовал по этому поводу. Примут рано или поздно, куда они от него убогие дегенераты денутся?