Когда они, проведя ночь в остроге, шли утром через городок, местные жители задарили "несчастненьких" всякими продуктами на дорогу, прямо насильно совали в руки: хочешь, не хочешь – обязательно бери. Хорошие все же у нас в России люди, ведь они явно не от большого богатства бедолаг рекрутов подкармливают, тут старушка боязливо оглядываясь на хмурых солдат конвоя пирожок сует украдкой, а там маленькая девочка хорошее яблоко кинула. На глазах у многих слезы, кричат и прощаются как с родными и близкими… И очень кстати оказались потом их подарки, так как в тюрьме арестантов ничем не накормили, да и на этапе похоже не собирались, конвой отмахнулся от их просьб, дескать получите ваши харчи вечером в следующем по пути пересыльном остроге. Тогда в многоликой и пестрой толпе провожающих обывателей Александр мельком заметил лицо показавшееся знакомым, неужели Степаныч отправился в прошлое вслед за ним, может совесть его замучила, или это все следствие претворения в жизнь некоего плана? Нет наверное, это просто местный абориген в очках, тут этот оптический прибор редкость, вот и возникла сразу такая ассоциация. В любом случае надеяться на помощь извне теперь глупо, надо выбираться из беды самостоятельно, иного выхода не предвидится.
– Давай сюды хабар, дайте нашу долю, богом велено делится! – как только они вышли из города, так конвойные солдаты, точно волки на добычу, накинулись со всех сторон на рекрутов.
– И не стыдно вам дяденька подаяние отбирать? Ведь не вам поди дадено? – молодой парень, почти мальчишка, прикованный возле Сашки, обратился с такими словами к старому солдату, отдавая ему свой калач.
– Нам начальство на дорогу тож ничего не пожаловало, сами мол кормитесь с арестантов али побирайтесь Христа ради. А какой с вас убогих навар-то? Думаешь на три рубли жалованья в год легко нашенскому салдату прожить? Да с вами каторжными харями боле сапогов сносишь, а подметки – оне ныне дорогущи стали, зараз не укупишь!
Служивый, видно задетый за живое пустился в долгие и подробные пространные объяснения. Выходило, что невыгодны им только этапы идущие на запад, рекрутам деньгами и вещами, как каторжникам и ссыльным люди в городах по пути следования обычно не подают. Поэтому почти ничего не перепадает охране с арестантов в качестве поборов. Вот бы на восток, да еще через блгатую Москву, да по самым оживленным "купеческим" улицам пройтись… На жестком, дубовом лице солдата расплылось некое подобие улыбки. До Урала только довести такой этап и почитай верных рублей тридцать в кармане звенит, а то и больше, как повезет – с одной такой удачной партии ему на домик хватило, с другой – на свадьбу для дочери.
– Почто три рубли, ведь девять с полтиной должна казна жаловать служивому? – опять встрял неугомонный парнишка.
– Хе-хе девять будет тебе вьюнош, ежели доживешь конечна, – коротко сказал, как отрезал охранник закусывая и торопливо давясь халявным калачом, – По мене лутше на три но живым-здоровым остатьси, чем сгинуть на чужбине ни за грош под палками да бонбами!
Сашка помалкивал и прислушивался к разговорам конвоя и попутчиков, что ему еще оставалось делать? Так с временем он определился тогда правильно, не ошибся – на дворе стояло лето 1801 года, почти как и в 21-веке, только начало, а не конец августа. Совсем недавно от апоплексического удара табакеркой, нанесенного одним из заговорщиков, "почил в бозе" российский император Павел Первый и теперь на трон уселся Александр тоже Первый. В отличие от нового сашкиного знакомого, ремесленника по профессии, конвойные солдаты на все лады ругали и проклинали прежнего императора, иногда правда с опаской оглядываясь на начальство в лице этапного унтера. Покойный, оказывается, лишил их верного и легкого привычного заработка. Самые старые "воины" с тоской вслух вспоминали "золотые" времена в царствование "матушки" Екатерины Второй, когда помещикам разрешили ссылать и отдавать на каторгу крестьян в зачет рекрутской квитанции… Этапы в Сибирь тогда гнали по два в неделю: "А энтот дурак, сынок ейный, Пашка гад все порушил, теперя добро коли раз в месяц богата пожива. Но ниче, новый царь грят хорош, радетель о порядке и о простом народе!"
Значит скоро опять потянутся по дорогам, гремя ржавым железом кандалов, скорбные колонны. А то как же несчастным этапным солдатикам жить, дома семеро детей по лавкам сидят и старшим дочерям уже приданное надо справлять, заневестились давно… Тюремное начальство совсем заворовалось, нет бы немного поделились со служивыми, куда там, капиталы все несметные копят, эвон поручик ихний Агафьев хоромы какие себе отгрохал, иного купца-богатея завидки берут.