Посидели поговорили о том о сем в основном о жизни, Глаша помалкивала лишь посматривала на унтера временами, зато вот ее младшая сестренка так и лезла к Григорию, чуть не оборвала все пуговицы мундира. Французский язык у идущей с этапом солдатки и необычный вид Глаши получили логичное объяснение, когда друзьям была поведана история ее злоключений. Дарья, хотя пожалуй женщина была еще молода, просто перенесенные невзгоды преждевременно ее состарили, воспитывалась в семье помещика как приемная, внебрачная дочь, наряду с остальными детьми барина. Вместе с "молодой хозяйкой" ее обучал нанятый француз-гувернер месье Этьен, это человек в отличие от многих своих соотечественников-проходимцев действительно был педагогом с большой буквы. По крайней мере, языком Вольтера и Руссо женщина владела свободно, не то что местная знать, про которую рассказывают анекдоты на вроде такого: "Месье Ланжерон, о чем это там генералы Платов с Милорадовичем разговаривают и спорят, переведите для меня, будьте любезны. – Не могу ваше величество понять, они говорят по-французски!"
Уже после вступления наших войск в Париж, которого в этом варианте реальности не будет, подобное "знание" французского нередко играло с русскими офицерами разные забавные шутки. Так, один офицер в ресторане, отчаявшись разобраться в чужеземных буквах, просто отчеркнул карандашом первые четыре блюда и удивлялся, почему ему подали четыре разных супа. Другой, услышав, как официант предлагает ему "пети пуа", велел принести, соблазнившись красивой звучностью слов. Каково же было возмущение, когда оказалось, что это просто горох!
Детство у Даши, хоть и росла она сиротой, рано потеряв мать, прошло относительно счастливо, пролетело как короткий сказочный сон, а вот дальше начался кошмар взрослой жизни. Барин выдал родную дочку замуж и почти сразу же занялся приемной или "воспитанницей", как ее называли в доме, ничего удивительного в те времена ни одна красивая женщина или девушка из дворовых не могла избежать пристального "внимания" хозяина. Как правило, многие из детей обитавших в людских помещичьего особняка были в той или иной степени родственниками барина, но на их положении это не сказывалось. Так и оставались всю жизнь бесправными рабами, хоть и был им барин действительно "отцом родным", причем некоторые обладали таким сходством с родителем, что иногда возникали досадные ошибки. Не стала исключением и Даша, когда через семь месяцев "плоды любви", а точнее насилия над девушкой стали визуально заметны, то господина стали терзать приступы совести. Дабы обрести душевное спокойствие барин, не особо печалясь, сбыл по дешевке беременную дворовую девку приятелю, большему любителю всяческой экзотики, у того в домашнем гареме были заведены и калмычки и эфиопки и прочие редкости. Что с ней проделывал этот господин, Дарья не стала рассказывать новым знакомым по вполне понятным причинам. Но по ее исказившемуся ужасом лицу было ясно, что ничего хорошего. Единственный плюс в таком новом положении – этот "любитель" быстро пресытился необычной наложницей и поспешил избавиться, выдал ее замуж в дальнюю деревню, за немолодого уже кузнеца, почитаемого местными жителями страшным уродом, эдакого российского Квазимодо.
– Глаша у меня законная! – горько улыбаясь продолжила рассказчица, – она через два дня после венчания родилась.
Про Дарью господа забыли и она обрела тихое семейное счастье, ужасный с виду, но добрый сердцем, кузнец не стал попрекать насильно навязанную супругу за прижитого с барином ребенка. Стерпелись-слюбились, как в пословице, вскоре пошли и еще дети, из них выжила только младшая – двухлетняя Маша, которая сейчас настойчиво пытается оторвать понравившуюся пуговицу с мундира Гришки. Прямо как в сказке получилось, обрела принцесса счастье в объятиях чудовища. Крепостных крестьян у этого барина – некоего барона с немецкой фамилией зажимали очень сильно, вопреки обычаю, оброком были обложены даже грудные дети, а кроме того несчастных заставляли еще и барщину исполнять – полевые и прочие хозяйственные работы в поместье. Все это неофициально конечно, но кому народ будет жаловаться, коли вся местная власть – сплошь приятели и собутыльники хозяина, а до царя далеко как до бога… Тем не менее, молодожены прожили первые годы неплохо, даже отчасти зажиточно, семью выручало кузнечное ремесло, скорее даже искусство: мастер был на все руки, хоть мудреный замок изготовить, хоть фигурную решетку на окно – приезжали к нему даже из столицы заказчики.