Но никто, ни один из тех, кто рожден на новых мирах и приходил сюда слушать, не услышал ничего! Это ничего не доказывает, вы полагаете? Тогда вы думаете неверно, мой друг! Для меня, одного из тех, кто пытался что-то услышать – это изменило всю жизнь. Услышанное соприкоснуло меня с полузнанием власти, с которой я впал в неистовство, желая уничтожения людей двух дружественных миров – Френдлиза.
Так не смейтесь же над сравнением моей ярости с яростью Ахиллеса, горькой яростью Мирмидонян перед стенами Трои. Между нами много общего.
Мое имя – Там Олин и мои предки – ирландцы. Но вырос я и стал тем, кто я есть, на Пелопоннесе, в Греции, как и Ахилл. В густой тени Парфенона, белеющего над Афинами, наши души, по воле дяди, спали, хотя ему следовало бы растить их свободными под Солнцем.
Наши души… моя… и моей младшей сестры Эйлин.
– Слушайте!
Слушайте. Напрягайте всю волю вашу и слушайте!
2
Это была идея Эйлин – посетить Окончательную Энциклопедию, пользуясь моим новым удостоверением служащего Бюро Коммуникаций. Обычно, я поинтересовался бы, с какой это стати ей в голову пришла такая мысль. Но в тот момент, когда она предложила мне это, какое-то невероятное щемящее чувство охватило меня. Это не был страх, а что-то гораздо более сложное. Оно было похоже на ощущение, которое возникает у человека перед великими испытаниями. Нечто похожее, но гораздо слабее, бывает перед сдачей экзаменов на зрелость. Но тут было еще что-то. Нет, еще раз говорю, это не было страхом. Может быть, нечто похожее испытывает охотник, ожидающий в засаде Боевого Дракона?
Всего лишь на мгновение это коснулось меня и этого оказалось вполне достаточно. Я знал, что теоретически Энциклопедия предоставляет шанс всем землянам, а так как Катлас считала поведение землян безнадежным, я не обращал внимание на это чувство, решив бросить вызов всему миру – отправиться, и притом как можно скорее, в Сент-Луис.
Была, возможно, и другая причина. Уж очень долго я не видел свою сестру. Ведь в течение всех лет учебы я старался как можно меньше посещать дом дяди. Поэтому был очень рад хоть немного побыть с ней и поделиться переполнявшей меня радостью.
Я только что подписал годичный контракт с «Интерстеллар Ньюс Сервис». И это сразу же после окончания Женевского Университета Коммуникаций! Хотя Университет и считался лучшим учебным заведением, готовящим журналистов и литературных работников для всех 14 миров, но такую работу могли предложить начинающему выпускнику только раз в сто лет, если только вообще могли предложить! «Межзвездные Новости» были закрытой и привилегированной организацией. Поэтому я не стал спрашивать свою 17-летнюю сестру, почему ей хочется попасть вместе со мной на Окончательную Энциклопедию, тем более, что день и час она не назначила. Сейчас, оглядываясь в прошлое, я могу только предположить, что она стремилась хотя бы на день убежать из мрачного дома нашего дяди…
Дядя Матиас… брат нашего отца, который взял нас к себе. Эйлин и меня, двух подростков, оставшихся сиротами после смерти родителей, последовавшей в авиакатастрофе. И в течение всех последующих лет старавшийся нас сломить. Нет, физически он не прикоснулся к нам даже мизинцем. С его стороны не было ни малейшего проявления грубости или посягательства на свободу поступков. Ничего этого не было. Он предоставил нам в полную собственность богатейший из домов, изысканнейшую пищу, одежду, машины – и находился в уверенности, что мы обязаны разделить с ним и его собственный внутренний мир. Такой же темный и мрачный, как и его большой неуютный дом. Такой же бессолнечный, как и глубокая пещера, которая никогда не ощущала дневного света.
Его библия была написана в ХХI веке святым или дьяволом – Уолтером Блантом, чьим девизом было «РАЗРУШЕНИЕ» и чья «Гильдия Часовни» позднее дала рождение культуре Экзотики, на молодых мирах Мара и Культис. Нет никакого сомнения, что на Экзотике всегда читали писание Бланта с оглядкой, осторожно применяя его к действительности. Наш же дядя видел в нем лишь догмы. День за днем он пытался заставить нас уверовать в это кредо безвыходности. Он свято верил, что человечество молодых миров отринуло нас, землян, подобно любому атрофированному органу. Но ни Эйлин, ни я не могли смириться с этой мрачной философией, хотя мы и были тогда еще детьми.
И вот, в один прекрасный день, мы совершили челночный полет из Афин в Сент-Луис, а затем из него небольшим самолетом в Анклав.
Небольшой аэробус доставил нас прямо во двор Энциклопедии. Припоминаю, что сходил по трапу последним.
Как только я ступил на бетонные плиты двора, опять что-то произошло со мной. Как будто в глубине моего «Я» ударил гонг судьбы. Все произошло настолько неожиданно, что я невольно остановился.