И ответ мог лежать только в контрактных отношениях, которые контролировали обмен специалистами.
Вероятно, Экзотика, будучи «свободным» миром, автоматически противостояла «жестким» мирам Френдлиза. Но это не могло быть единственной причиной. Могли существовать секретные соглашения о контрактном балансе между Экзотикой и Френдлизом, но об этом я ничего не знал. Тем не менее я был в затруднении понять позицию Ладны в текущих делах.
И второе, что меня сейчас заботило. Даже для такого гражданского человека, как я, было совершенно ясно, что защита этого холма дюжиной людей – совершенная бессмыслица.
У меня даже возникло мимолетное дружеское чувство к лейтенанту. Это, похоже, был настоящий солдат, отлично знающий свое дело и презирающий смерть.
Но какой мог бы получиться репортаж!
Можно было бы отлично подать безудержную храбрость горстки кассидиан, цветисто расписать их безуспешную попытку защитить эту позицию без всякой надежды на поддержку своих частей. Долина смельчаков – против целой армии фанатиков Френдлиза.
Дэйв толкнул меня в бок и оторвал от приятных размышлений.
– Взгляни туда… вон туда… – выдохнул он мне в ухо.
Я посмотрел.
Между деревьями, приблизительно в километре от нас, происходила перегруппировка основных сил френдлизцев. Тут и там мелькала черная униформа противника, но это было для меня не в диковинку.
Я недоуменно посмотрел на Дэйва. Он понял и опять показал мне на что-то рукой.
– Вон там, возле горизонта.
Я посмотрел и увидел. Из-за деревьев, граничащих с кромкой неба, на расстоянии не более десяти километров от нас возникли какие-то светлые блики. Есть очень мало предметов на свете, которые могли бы создавать такое явление.
– Танки! – закричал я.
– Похоже, что они движутся сюда, – добавил Дэйв, напряженно всматриваясь в эти вспышки света, выглядевшие на таком расстоянии вполне безобидными. Но мы отлично знали, что это были прожигающие клинки света с температурой 40 000 градусов, которые могли сбить огромные деревья, окружающие нас, так же легко, как лезвие бритвы срезает волоски на лице человека.
Эти танки были неуязвимы для пехоты, вооруженной игольчатыми акустическими ружьями. Управляемые снаряды – классическое противотанковое оружие – вышли из употребления еще лет сто назад, когда противоракетная защита этих мастодонтов достигла своей высшей точки. Правда, это сделало танки очень медленными. Но куда спешить? Пехота могла идти в наступление и шагом.
Наше положение становилось смехотворным. Я услышал какой-то шум справа от себя и увидел, как некоторые солдаты начали вылезать их траншей.
– Ни с места! – раздался зычный голос командира. – Мы обязаны удержать эту позицию, и если вы ее…
Но он не успел закончить: разрыв орудийного залпа подбросил его высоко вверх, и он упал на бруствер окопа, залитый кровью.
Началась атака противника.
Ни о каком бегстве теперь не могло быть и речи. Хотя кругом рвались снаряды и наступающая пехота открыла ожесточенную пальбу, я не смог заметить среди защитников ни одного, кто был бы парализован страхом и не открыл огонь по противнику из ручных орудийных установок или личного оружия.
Френдлизцы получили свое. Первая волна атакующих так и не смогла достичь вершины холма – в мгновение ока она была сметена залпами огня. Откатившись к подножию холма, «монахи» залегли. Снова наступила недолгая тишина.
Я выскочил из окопа и подбежал к лежащему лейтенанту. Это было, конечно, глупо с моей стороны, независимо от того, был ли я одет в форму ньюсмена или нет. У отброшенных назад френдлизцев, конечно, осталось очень много друзей, лежащих на этом холме. Как всегда, я оказался прав! Что-то впилось мне в правую ногу, и я упал лицом вниз.
Очнулся я в окопе рядом с телом залитого кровью лейтенанта. Возле меня сидели два сержанта. Немного поодаль сидел и Дэйв.
– Вот что, – начал было я и попробовал встать на свою левую ногу. Тупая боль пронзила мое тело и я вновь потерял сознание.
Меня привел в чувство голос одного из сержантов.
– Пора отсюда сматываться, Эйк. В следующий раз они сомнут нас или же пойдут танки!
– Нет! – прохрипел за моей спиной офицер. Я думал, что он мертв, но когда повернулся, то увидел, что он сидит, прислонившись к стене окопа. На его лице, залитом кровью, застыла судорожная гримаса боли. Он умирал, это было ясно по его глазам.
Сержант проигнорировал его.