И точно! Плетутся нога за ногу мужики из лесу, дрова на себе тащут. Принесли, сложили под деревом.
— Зажигай! — торопит барин. — Солдата до свадьбы велено спалить.
Сам и огонь добыл, а дрова не горят. Уж такие это сырые дрова, словно их из болота достали. Да так оно и было.
— Негодники! — вопит на мужиков барин. — Марш в лес, не то я вас вместе с солдатом на том же дереве изжарю.
Мужики в лес отправились, а солдат Орешек призадумался, как же помочь себе.
— А чья это свадьба? — спрашивает.
— Его препыльности Мопопы! — отвечает барин.
— Какая же дура за него идёт? За мешок с трухой?
— Девица Маланья, за ней на карете поехали.
«Ну ладно, — думает солдат Орешек. — Себя спасти — четверть дела, полдела — Малашу спасти, а дело — людей от Мопопы избавить».
И ещё думает: «На доброе жадным я не был, не оставят меня в беде».
Тут ему на ухо и сказали:
— Мяу!
Кот пожаловал! Тот самый кот, которого Орешек у Верлиоки до отвала накормил.
— Этого, что ли? — башкой на барина показывает, а сам верёвки лапой дерёт, вот и руки уже свободны.
— Этого, что ли? — опять спрашивает.
Барин глядит на кота, трясётся.
— Коты людям не страшны! — говорит.
— Ну это смотря какие! — Обиделся кот, да как фыркнет, как сиганёт с дерева на барина, а тот, слабый человек, бух наземь — и глаза закатил.
Освободился солдат Орешек от пут и в лес подался. Кот за ним. Сели на полянке, задумались.
— Как же это Мопопу-то одолеть? — спрашивает Орешек.
Кот лапой по усам туда-сюда провёл и отвечает:
— Должно быть, без мышки тут не обойтись.
— Мышку я тебе словлю, — говорит солдат, — а куда её деть?
— В Мопопу запустить, в прореху от пули твоей.
У солдата в затылке зачесалось.
— Не больно простое это дело. Однако попробуем. Как говорит мой унтер Иван Спиридоныч: кивер раньше порток надевать не след.
Раскопал Орешек норку, поймал мышку. В платок завернул, в карман положил, а тут и задрожала земля от конского топота: шестёрка коней карету мчит.
В карете Малаша-милаша слёзки льёт. За мешок ведь замуж выдают, а мил-друг, солдат Орешек, без следа канул.
Карета всё ближе, ближе, и вот беда: не идёт на ум солдату, как ему остановить лихих коней, как с Малашей на единый миг свидеться.
Но на то он и солдат, чтоб думать быстро. Выхватил из-за пазухи золотой Чертовкин гребешок, кинул перед конями. И вот уже ни дороги, ни поляны — встал перед каретою дремучий лес. Солдат Орешек дверцу кареты отворил да и говорит:
— Здравствуй, Малаша-милаша!
Обвила девушка милого руками, к сердцу крепко прижалась.
— Не чаяла тебя повидать! Бежим скорей, покуда Мопопа не явился.
— Мы-то от него убежим, другие не убегут, — отвечает Малаше Орешек. — Вот тебе мышка, пусти её Мопопе в прореху от моей пули. Я ему в грудь угодил. И ничего не бойся. Недолго Мопопе бесчинствовать.
А по лесу треск, шум. Мопопа ломится. Передал Орешек Малаше мышку да и был таков.
Привёл Мопопа невесту в деревню. Встал посреди улицы. Малаша — по левую руку, по правую — женихова родня: Анчутка, Чертовка, ведьма косматенькая.
Солдат Орешек в копёшку сена забрался, наблюдение ведёт. Сабля наготове, и кот рядом. Видит солдат, Банника среди Мопопиных родственников нет. Обрадовался:
— Не всякий и ведьмак с тобой дружбу водит, Мешок! Да и гостей что-то нет.
Только барин с барыней перед Мопопой вьются, как мухи.
Мопопа поглядел, поглядел да как рявкнет:
— Гнать гостей на пир!
Барин, словно петушок на жёрдочке, заскакал, кинулся на слуг, слуги — по избам, мужиков да баб в шею — свадьбу гулять. Бредут люди понурясь, кто в чём, неумыты, непричёсаны.
Говорит кот Орешку:
— Моя пора приспела.
Малаша-милаша стоит ни жива ни мертва, мышку в руке держит, а как пустить её Мопопе в дырочку, не ведает. Мопопа с Малаши глаз не сводит: один-то глаз у него с колесо, другой с копеечку.
Вдруг птичка — синие пёрышки! Вьётся над Мопопой так и этак, а он на птичку не глядит, упёрся глазищами на Малашу — и хоть пропади.
Поняла птичка, что до красоты её Мопопе дела нет, и уронила на него капельку. Что тут поднялось! Вся сатанинская дружина завопила, завизжала, кинулась птичку ловить, а Мопопа поднял свою руку-мешок и утёрся. Вот тут-то Малаша и сунула в прореху мышку. Завозилась мышка в Мопопиных нутрях, зашебуршила.
Услышал кот мышку — спину выгнул, когти выпустил, сиганул Мопопе на грудь, а мешок-то гнилой оказался, затрещал да и разъехался надвое. Посыпалась на землю всякая труха, ухнул Мопопа наземь и стал себе, кем был, — мешком негодным.