— Ты убегаешь, — Эмма горько усмехнулась и отодвинулась от Вильгельма. Он так явно почувствовал холод между ними, словно кто-то одновременно распахнул форточку и входную дверь, создавая сильнейший сквозняк. — Почему ты не хочешь пойти на войну?
— В мире есть тысячи причин, по которым я не хочу в ней участвовать, начиная от страха за свою собственную жизнь, заканчивая общечеловеческой гуманностью, — Вильгельм покачал головой. — Неужели ты не понимаешь, Эмма. Я создан для других вещей. Я напишу о войне. Напишу так, чтобы меньшему количеству людей пришлось умирать в бессмысленных сражениях, чтобы политическая элита не использовала простых людей как пушечное мясо. Я не хочу убегать от проблем, я просто знаю, что намного больше пользы от меня будет не на поле боя.
— Я не думала, что ты окажешься таким трусом. Папа был прав, — даже в тот злополучный момент, когда Эмма избегала не только прикосновения, но и взгляда на Вильгельма, ему больше всего на свете хотелось увидеть её пронзительные карие глаза. Увидеть, как их цвет меняется в непостоянном освещении, как сияюще ярки они на рассвете, как глубоки ночью. Как печальны сейчас. Или печаль была лишь отражением души самого Уилла? Теперь он не мог с уверенностью сказать, где заканчивались его фантазии.
— Пожалуйста, Эмма, ты нужна мне, — голос Вильгельма мгновенно охрип. Он сам не до конца понимал, зачем сказал ей это, если видел дальнейший поворот событий. Она не поблагодарит его за проведённое время вместе, не попрощается, даже не извинится за то, что молча развернётся и оставит его одного. Она вернётся к отцу, к своим вечным тренировкам и строгому режиму жизни. А когда закончится война, начнёт встречаться с каким-нибудь военным, которого будет уважать отец. Она даже выйдет за него замуж, у них появятся дети и совместный быт. Она вычеркнет годы отношений с Вильгельмом из своей памяти, чтобы мысленно не повторять «Боже, как я была глупа и наивна!».
И несмотря на всё это, Вильгельм произнёс эту фразу. Достал её из глубины своего сердца, обвязал бантиком и бросил под ноги Эммы, чтобы убедиться в своей правоте. Ещё несколько минут ступора, пока она вдавливала в грязь самую светлую его часть, и…
Всё закончилось.
Вильгельм сидит в скором поезде, который уносит его подальше от привычных мест. За окнами пролетают густые леса, редкие деревни и лазурное небо. Вид как с картинки. Слишком идеальный, слишком приторный. Но пусть он лучше запомнит его чересчур хорошим, чем будет медленно наблюдать за угасанием.
— Цель Вашей поездки? — спрашивает его пограничница, скептически переводя взгляд с паспорта. Она прекрасно знает, по какой причине резко увеличивается количество покидающих страну мужчин.
— Работа, — с обезоруживающей улыбкой отвечает Вильгельм. Она не может ничего ему предъявить. Он чист и имеет право на свободу передвижения.
— Хорошего пути, — девушка едва заметно улыбается.
За сожжёнными мостами его ждут новые горизонты. Для вдохновения поэта нет ничего лучше небольшого бродяжничества и безнадёжно разбитого сердца. Он обошёлся малой кровью.
Король
С самого начала своей жизни Вильгельм не мог на что-то пожаловаться. У него хватало всех необходимых для выживания вещей: тёплый дом с печкой, мягкая кровать, ежедневный обед и общество семьи. Он видел, что многие соседи жили куда хуже: у них то и дело не хватало дров, муки или чистой воды.
Но, как и каждый ребёнок, Вильгельм мечтал о большем. Их общение с матерью часто состояло из его расспросов о том, как живут другие люди. Его мать же — Лора — всегда просила своих детей не придавать большое значение материальным благам. И если Вильгельм никогда не останавливался, то Генри — его старшему брату — хватило безразлично пожать плечами, чтобы вернуться к игре с Джессикой — их младшей сестрой, — которую и вовсе не интересовали такие тонкие грани их жизни. Они были слишком слепы, чтобы осознать всю роскошь знатных семей, проезжающих в повозках по главным улицам. Вильгельм единственный видел королевский двор, заглядывал в окна видных людей, но всегда убегал раньше, чем его с позором выгоняли. Что уж говорить про сам замок. Он возвышался над горизонтом городка, представляя собой наивысшую форму могущества правителя. Вильгельм с замирающим сердцем рассматривал шпили, словно пронзающие чистое небо, и представлял себя чуть ближе к ним.