На Украине немцы вели себя несколько иначе. Однажды мы зашли в освобожденный нами украинский совхоз. В одном из домов лежали на кроватях здоровые мужики-военнопленные, которым жилось, видимо, очень неплохо. Правда, немцы заставляли их работать, но хорошо кормили. Мы этих ребят с кроватей подняли и отправили в штаб полка.
В другой раз, накануне Рождества, пришли мы в деревню. Вся деревня поет и пляшет. В одной из хат молодой хозяин спрашивает: «А что будет с теми офицерами, которые разбежались по домам?» Ему разъяснили, что этих офицеров не арестуют, если они пойдут бить врага. Речь шла о молодых ребятах, мобилизованных в 1941 году, попавших в окружение и разбежавшихся по своим домам. В деревне было полно таких молодых парней.
Этих парней возвращали в армию. Офицерам восстанавливали звания, если у них были соответствующие документы, и назначали командовать взводами и ротами.
Кстати, когда их восстанавливали, поведение этих «офицеров» часто вызывало негодование фронтовиков. Я вспоминаю, как такой украинский офицер издевался над солдатами, уже провоевавшими полвойны. Физически издевался! Мы с товарищами – к нему:
– Ты что творишь?
А он так по-хамски:
– Не ваше дело. Я их командир.
– Запомни, мы фронтовики. Если еще раз такое посмеешь, поставим тебя к стенке, и будешь «хорош».
Тот струсил:
– Да ладно, я так…
На курсах шифровальщиков
Для меня война на передовой фактически закончилась под Бышевом. В ноябре 1943 года меня вызвал начальник СМЕРШа:
– В твоем деле уже есть несколько записей, что ты отказывался уходить с передовой на офицерскую учебу.
– Да, я отказывался, потому что пришел добровольцем воевать, а не учиться. Если бы я хотел учиться, я бы уехал с Бауманским училищем в тыл.
– Ну вот теперь ты не откажешься, потому что твое новое назначение подписал командующий фронтом Ватутин. Тебя посылают на офицерские курсы шифровальщиков. Специальную проверку ты прошел, командующий подписал приказ, так что собирайся и шагай по назначению – в штаб фронта.
До Киева я добирался пешком. Погода была ужасная – снег с дождем и сильный ветер. Шинели у меня не было – я ее оставил товарищам. На мне плащ-накидка, ватные штаны и телогрейка. С плащ-накидки вода льется прямо в сапоги, потому что она намного выше сапог. Время от времени я присаживаюсь, выливаю из сапог воду, отжимаю портянки – и дальше в путь.
Смотрю, идет наша машина ЗИС-5. Шофер остановился, посадил меня в кабину, и на скорости 30 километров в час только ночью мы приехали в Киев.
Это было 26 ноября 1943 года. Город был разрушен. Электричества не было. Оказавшийся киевлянином шофер по моей просьбе подвез меня к дому № 8 на Тарасовской улице, где до войны жил мой двоюродный брат. Смотрю, дом весь светится огнями. Оказалось, электричество там походное, потому что дом был занят под госпиталь.
И вот я, мокрый до нитки, стою рядом с этим домом и не знаю, куда мне идти.
Подходит ко мне мужичок, чуть пониже меня:
– Ты, наверное, не знаешь, куда тебе деваться? Пойдем ко мне.
– А где ты живешь?
– На улице Соломинка.
Мгновенно вспоминаю: Николай Островский в своей книге «Как закалялась сталь» писал, что в Киеве самые отчаянные бандиты жили на улице Соломинка. Я посмотрел на него изучающее: ну, думаю, с тобой-то я справлюсь, если что, – и пошел за ним. А темень – глаз выколи.
Мужичок привел меня в чистый хороший деревенский дом на окраине города. Нас встретили его жена и дочь. Они усадили меня, как родного, за стол. Очень обрадовались, когда я достал из рюкзака буханку хлеба. Оказалось, что человек этот с «Арсенала», где работал мой двоюродный брат, и он даже знал его, но давно не видел, так как с приходом немцев многие жители покинули город. Мокрый, грязный, после тяжелых боев я попал в мирную, душевную обстановку, в чистую постель. Хорошие люди в беде понимали друг друга и помогали, чем могли!
В ноябре 1943 года я стал слушателем на курсах младших лейтенантов спецсвязи при 8-м отделе штаба 1-го Украинского фронта. На курсах учебу сочетали с практикой: курсантам давали на расшифровку донесения с передовой. Однажды командир 8-го отдела штаба фронта полковник Шахрай приехал к нам на курсы и дал нам шифровки, которые состояли из двузначной цифровой системы. Через короткое время я принес ему расшифрованный текст.