Да, она была врагом, но Хеске вдруг перестал ненавидеть ее… А на том месте, где жила ненависть, вдруг возникла тошнота и боль.
Хеске передернуло от возмущения по отношению к собственной слабости. Гауптман вышел во двор. Он посмотрел на моросящее дождем небо и молча плюнул в него. Он плюнул, потому что перестал понимать эту проклятую войну. На войне должен побеждать более сильный и более умный. Сам Хеске не очень-то верил в сказку о супер-арийцах, но он искренне считал, что немцы умнее и сильнее русских. Вот только война с этими русскими получилась какой-то совсем уж странной… Ни мужество солдата, ни гений генерала или фюрера и даже не простое животное упорство побеждали в этой проклятой войне. Главные решения принимала уже сама война. Она не заглядывала в штабные карты, не измеряла солдатский опыт и не пересчитывала количество бомбардировщиков. Война жила какой-то своей особой жизнью, она просто приходила к человеку и просто забирала его с собой.
Хеске вдруг подумал о том, что в данном случае он не имел права заявлять о некоей победу. Жанна снова ушла от врагов не смотря на выставленные вокруг села заградительные кордоны. А еще гауптман понял, что он не смог бы принять смерть так же спокойно, как приняла ее Жанна. Хеске всегда был солдатом, очень хорошим солдатом и он не боялся конца. Но он не понимал — отказывался понимать! — спокойное… нет, даже не спокойное, а смиренное отношение к смерти. Именно то, которое он увидел на лице Жанны.
Любой солдат — всегда игрок, в большей или меньшей степени. Хочешь жить — двигайся на поле боя. Играй с пулями и снарядами, которые летят в тебя или с самолетами, которые на тебя пикируют. Научись презирать врага, обмани его, окружи, уничтожь. И, главное, думай, солдат, думай!.. В конце концов, танк — это только железная коробка с ограниченными углами обзора, а пулеметное гнездо — всего лишь мелкая ямка с двумя-тремя пока еще живыми людьми. Иди вперед, солдат, черт бы тебя побрал, и стань героем!.. Ты не должен бояться смерти, как карточный игрок не должен бояться карт. Ведь все это даже очень весело, разорви тебя дьявол, сыграть «в жизнь или смерть» с безносой тетей и сыграть так, чтобы из ушей потек адреналин.
Но Жанна?!..
До немца вдруг дошло, что у русской Жанны, в отличие от французской героини, не было никакой армии. И не могло быть… Потому что она никогда не была ни игроком, ни командиром.
Чтобы это понять, нужно было понять одну простую мысль: как встает из окопа солдат в атаку?.. Ответ очень прост: не спеша. Солдат никогда не встанет раньше командира. Он лишний раз передернет затвор автомата или винтовки, механически ощупает гранаты на поясе, взглянет на небо или себе под ноги и встанет из окопа третьим или четвертым по счету, а может быть даже пятым. Настоящий, опытный солдат — никогда не торопится. Ему нужен четкий приказ командира. Ему нужно ощущение того, что он встает не один, что другие уже поднялись в полный рост и что «все это» уже началось помимо его воли…
И вот теперь, стоя перед русской хатой немецкий гауптман вдруг понял, как начался путь Жанны, потому что сегодня увидел, как этот путь закончился. Возможно, в его понимании было что-то мистическое, но ему, немецкому офицеру, не выполнившему задание командования, то есть не уничтожившему партизанское движение в своем районе, теперь предстояла дорога на фронт. А солдат в окопе не может не стать мистиком. Ну, хотя бы потому что любой окоп — преддверие могилы. Там, в окопе, куда бы не смотрел солдат, себе под ноги или на небо полуприкрытое каской, в его сердце все равно рождается что-то не совсем земное, пусть и придавленное приказом командира, но все-таки неподотчётное даже самому фюреру.
Мистика — это не закрытый черный ящик, такой предмет просто не будет иметь смысла. Мистика — это когда ящик приоткрывается, появляется загадочный свет, и ты уже не в силах оторвать от него глаз.
Немецкий гауптман ясно увидел, как однажды поздней осенью один деревенский дедок (допустим, его звали Тимофеич, а его деревенька, примыкающая к «узловой», пусть зовется примерно так же — Тимофеевка) нашел в своем сарайчике до смерти перепуганную девчонку с наганом. Она была одна, она плакала, и она не знала, что ей делать…
Дед Тимофеич не очень-то любил Советскую Власть. Он потерял ногу еще в Империалистическую, а новая власть как-то не очень сильно заботилась о старых ветеранах. Новая власть говорила о новой жизни и ее мало интересовали инвалиды, защищавшие царизм.