Но вы, русские, со своей достоевщиной, донельзя переусложнили человека. Именно поэтому цивилизованный европеец сможет полюбить Россию только пройдя через лютую ненависть к ней… Наивным аборигенам Европы постоянно кажется, что вы — всегда на грани катастрофы. Вы — вот-вот рухнете, а образовавшаяся на месте вашей станы гигантская пустота обрушится на несчастную, лоскутную Европу. И никто не знает, что случится потом, потому что вы говорите: «Не в силе Бог, а в правде». Неужели вы не понимаете, что подобное утверждение может породить новую, еще более страшную войну?.. Ведь вы пытаетесь слить в единую философскую концепцию то, что несопоставимо по своей природе.
Хеске уже с откровенной ненавистью смотрел на русского офицера. У «Майора» слезились глаза от долгой бессонницы, а когда он поднимал их на пленного, в них не было ничего кроме усталости.
«Майор» потянулся всем своим сильным телом и встал. Он отошел к окну и сунул в рот папиросу.
«Странный он, этот Хеске…», — подумал «Майор».
Когда он оглянулся, его взгляд на мгновение столкнулся со взглядом гауптмана. В глазах немца было уже что-то по-собачьи жалостливое, тоскливое и просящее.
«Влюбился он в эту Жанну, что ли? — подумал «Майор». — Зачем он о ней вообще рассказал, его же за язык никто не тянул. Никто бы и не узнал ничего. Да и вообще, психические заболевания в плену — не такая уж редкость. Ишь, как смотрит, словно сострадает о чем-то…»
«Майор» все-таки решился и спросил:
— Вам жалко девушку?
Хеске не стал уточнять какую именно девушку и ответил почти мгновенно:
— Да. И поэтому я буду ненавидеть вас еще больше.
— Почему?
— А что вы дали Жанне?.. Вы сделали из нее фанатичку и послали на смерть. Из нее могла получиться чудесная жена и великолепная мать. Она могла бы жить в отличном доме и просто быть счастливой женщиной… Вместо этого Жанна отправляла на смерть людей. Это противоестественно и в этом нет никакой правды. Солдаты должны воевать с солдатами, а…
«Майор» грузно опустился на стул.
— Врешь ты все, фашистская твоя морда, — перебил он. — Оправдания для себя ищешь. Придет время — найдешь… Будешь сосать свое баварское и врать детям про войну.
— А правду о войне знаете только вы? — ответил с быстрой усмешкой немец. — Вы представляете, что ждет Германию, когда туда хлынут ваши войска?
«Майор» пожал плечами и сухо спросил:
— Боишься, да?
Разговор снова прервался. Каждый из них вдруг подумал о том, что Жанна, эта, казалась бы, воинственная девушка никогда не подняла руку на немецкого ребенка, защитила от насилия женщину и чем могла помогла старикам. Жанна не умела ненавидеть… Жанна поднимала бойцов из окопов силой своего примера, но в этом примере не было грубого, животного напора. Жанна защищала жизнь и не умела творить смерть. В этом была ее и загадка, а может быть и причина ухода…
И Хеске, опытный и умный солдат, теперь жалел о том, что Жанны нет в живых. Он думал о Германии и сокрушался о своей стране… Если бы немецкому гауптману вдруг задали сейчас неуместный вопрос, мол, как вы думаете, кто, на ваш взгляд, лучше командовал советскими войсками на территории побежденной Германии, товарищ Сталин или Жанна?.. Хеске, наверняка, не думая выкрикнул: «Конечно же Жанна!..» Он ненавидел ее и любил, любил и снова ненавидел. Она была ему чужой, и он с ужасом думал о том, что если бы он родился и вырос в России, то с радостью пошел за этой девушкой. Смерть Жанны в какой-то мере опустошила и его самого, уже порядком запутавшегося в переусложненных русскими истинах.
В конце Хеске сказал:
— Мы, немцы, проиграли войну в России, потому что за три года сами стали немножко русскими. Я помню эти зимние, бесконечные просторы, которые можно увидеть только в России… Наверное, по своему психологическому воздействию они были сильнее артобстрелов и бомбежек. Что-то со скрипом ломалось в нас, немцах, и мы уже без злости слушали русские песни, которые доносились с той стороны. Недавно мне приснился странный сон: я кричу из русского окопа немецким солдатам, чтобы они сдавались. А рядом со мной стоит Жанна. Не знаю, но там, во сне, я почти любил ее… А ненавидел совсем другое. Мы были с ней в одном окопе, и я был рад этому. Жанна убеждала кого-то по рации прекратить артобстрел немецких окопов…