Подразделения с плаца разошлись, и остались на нем только мы, да еще две группы таких же растерянных людей в гражданской одежде. Хотя, был еще сержант Ахмедов, который сказал, что должен передать нас офицеру-наставнику, который появится с минуты на минуту. Простояли мы минут десять и, наконец, появился он, офицер-наставник, человек-гора, настоящий богатырь за два метра ростом. Уж на что Еременко здоровяк, но этот, был самым настоящим переростком, по сравнению с которым, все виденные мной ранее люди казались недомерками и недокормышами.
— Ахмедов! — приблизившись к строю, проревел человек-гора. — Ты чего тут делаешь, кабан гребаный?
— Товарищ капитан, — вытянулся в струнку сержант, — рекрутов из последнего набора для вас стерегу.
— А командир твой где?
— В роте, товарищ капитан.
— Свободен, — рявкнул капитан, и сержант Ахмедов испарился в считанные секунды.
Капитан прошелся вдоль нашего хилого строя и, как-то спокойно и без крика, отчего мне стало не по себе, произнес:
— Мать моя женщина, каких ублюдков понабирали. Мля, год от года народ все хуже и хуже. Эй, ты, с прищуром, — он ткнул пальцем в Костю Свиридова, — ты как сюда попал, доходяга?
— Контракт подписал, — ответил тот.
— Блин, кто тот гребаный папенгут, который тебя сюда привез?
— Майор Еременко.
Офицер-наставник пробурчал что-то невразумительное, остановился и представился:
— Меня зовут капитан Максимов, и я, без всякого преувеличения, буду вашим самым жутким кошмаром на все время прохождения учебного процесса. Вас, — он обвел строй пальцем руки, — здесь тридцать человек, через месяц, останется десять. Что будет с остальными двадцатью, знаете?
— Нет, — голос подал Стас.
— Они сдохнут и их зароют на ближайшем кладбище. А сейчас, нале-во! — мы неловко развернулись в нужном направлении. — Бегом, марш!
Мы побежали, но капитан направления не указал, и все тридцать человек, в пальто, полушубках или простых шерстяных свитерах, полчаса рысили по кругу. Капитан все это время только злорадно посматривал на нас и время от времени издавал подбадривающие крики:
— Быстрей, волоебы! Ты, хилый, прибавь газку, мурлокотан! Не отставать! Еще быстрей! Ты чего, морда, на курорт приехал? Эй, чернявый, догоняй собратьев по разуму!
Наконец, когда первый из нас, незнакомый мне паренек, самого тщедушного телосложения, рухнул на кирпичную кладку плаца, Максимов остановил наш бег, и отправил на завтрак.
Кормили здесь хорошо, слов нет, не хуже чем у нас в поселке, вареные яйца, масло, белый хлеб, перловая каша и сладкий чай. Правда, времени на весь прием пищи выделили только десять минут, а потом в столовую, большую просторную палатку с длинными рядами столов, влетели подручные Максимова, три сержанта с резиновыми дубинками в руках, и нам пришлось в срочном порядке выметаться наружу.
От столовки, строем направились на склад, где нам выдали по два комплекта рабочей униформы серого цвета, свитера из собачьей шерсти, шапки, бушлаты, спальные мешки и бывшую в употреблении обувь, стоптанные армейские берцы, да еще кое-что по мелочи, в основном для гигиены. Потом последовал быстрый медосмотр в санчасти, дезинфекция, стрижка, помывка в бане, и заселение в палатку, которая должна была стать нашим новым домом на ближайший месяц. За такими занятиями прошла половина первого дня нашей службы, и все это время нас сопровождали только сержанты, а сам Максимов появился после обеда, когда мы уже переодетые в новую форму вновь выстроились на плацу.
— На-лево! — вновь скомандовал капитан. — Бегом марш!
Снова бег, опять крики Максимова, и ожидаемое падение хилого мальчишки. Мы остановились, а капитан в ярости прокричал:
— Какого хрена, вы встали? Ваш товарищ ранен, живо взяли его на плечи! Ты и ты, хватайте парня! Бегом марш! Не останавливаться! Передать раненого другой паре!
Через пятнадцать минут рухнул второй, за ним третий. Кто покрепче, хватали павших на спины и волокли их по кругу, и такое мучение продолжалось до тех пор, пока не пал последний из нас.
— Задохлики! — капитан устало, как будто это он бегал до потери сознания, а не мы, махнул рукой и ушел.