В конце 1928 года наша миссия закончилась, и я по* просил генерала Маккоя разрешить мне возвратиться в Соединенные Штаты по суше. Не в пример многим высшим офицерам, способным изыскать десятки причин, чтобы не допустить внеслужебных путешествий их подчиненных, генерал сразу же согласился и даже направил письма в посольства стран, находившихся на моем пути, с просьбой оказывать мне всяческое содействие. Я отправился в путь вместе со своим однополчанином лейтенантом Ирвином Александером. За три месяца на мулах и каноэ; на автобусах и поездом мы пересекли весь Саль* вадор, Гватемалу и Мексику7.
Это было незабываемое путешествие. Отправились мы с Коринга в середине декабря 1928 года. Вначале наш путь лежал в Ла-Либертад, расположенный на тихоокеанском побережье Сальвадора. Далее мы двигались по суше, иногда уклоняясь от оживленных дорог и посещая небольшие деревушки, гнездившиеся на крутых склонах гор. Часть пути мы покрыли на допотопных автобусах, которые бешено, с оглушительным грохотом неслись по горным дорогам, делая головокружительные виражи, в то время, как мы и наши попутчики — босоногие крестьяне— поглощали невероятное количество жареных цыплят, фруктов и прочей снеди. Предполагалось, что эти автобусы должны ходить но расписанию, но здесь, как и в других сферах латиноамериканской жизни, царил дух неторопливости. Помнится, на протяжении всего изумительного пути к Гватемале через каждые: шестьдесят километров автобус останавливался у какого-нибудь домика, и шофер скрывался в нем, обрекая нас па томительное безделье. Когда через полчаса он, наконец, выходил к нам, в дверях на мгновение показывался край яркой юбки и поблескивали черные глазки. Это повторялось неоднократно, и никто из пассажиров не заявлял протеста. Наконец, после особенно продолжительной стоянки, я осведомился у шофера о причинах этих остановок. С обезоруживающей любезностью он объяснил, что навешает сестер, живущих вдоль нашего маршрута. Синьор, очевидно, не станет возражать против этих невинных про-явлений родственных чувств? У него было столько сестер, сколько ни у кого из моих знакомых. Причем все они были очень миловидны и, что удивительнее всего, почти одного возраста.
В этом путешествии через Центральную Америку выяснилось одно обстоятельство, важность которого я оценил позднее, уже на посту председателя Межамериканского совета обороны. Я понял, что население Центральной Америки не собирается перенимать у нас столь характерный для Северной Америки стремительный образ жизни. Например, иногда казалось, что для осуществления ваших желаний вполне достаточно шести часов или шести недель, но если на самом деле на это уйдет целых шесть месяцев, вы не должны отчаиваться. Таков их
*
обычай» и нам не изменить его. Сказать по чести, я не берусь утверждать, что их образ действий хуже нашего.
Благодаря этому путешествию я проникся глубокой симпатией к нашим южным соседям. Помню, в Мексике мы прервали нашу поездку и три недели провели в мексиканской семье, питаясь тем, чем питались хозяева, и живя у них не как гости, а скорее как близкие родственники. Когда мы умывались, кареглазые ребятишки с любопытством подглядывали из-за дверей за странными гринго 9, чьи лица и руки были такими же коричневыми, как у них, а тела — столь необычно белыми.
В Мексико-Сити я получил извещение, в котором мне предлагалось явиться к нашему послу. По дороге к нему я перебирал в памяти последние дни, пытаясь найти хоть один поступок, противоречащий духу добрососедских отношений с этой страной, Я не припомнил ничего, если не считать маленькой стычки с шофером, любившим навешать своих родственниц.
Опасения оказались напрасными. Посол передал мне письмо от генерала Маккоя, В нем говорилось: «Вы мне потребуетесь в начале марта. Я включен в комиссию по урегулированию боливийско-парагвайского конфликта. Приедите?»
Над ответом задумываться не приходилось. Он был генералом, я капитаном. Генерал заявил: «Вы мне потребуетесь». И я отправился.
В марте я прибыл в Вашингтон и проработал в комиссии до осени. В сентябре меня направили на высшие офицерские курсы при пехотной шкфге в Форт-Бемнинге.
В это время я уже пришел к тому, что в конечном счете постигает каждый военачальник: простота — ценнейшее качество любого тактического плана. Поэтому на полевых занятиях я обычно предлагал по возможности самое простое решение. Я избрал верный путь и кончил курс, насколько помню, первым в группе. На этих курсах я опять встретился с генералом Маршаллом, который, на мой взгляд, занимает второе после Джорджа Вашингтона место в военной истории нашей страны. Под его руководством (он был заместителем начальника) пехотная школа превратилась в одно из лучших в мире военных
учебных заведений. Кафедру тактики возглавлял беспокойный, но одаренный Винигер Стилуэлл.
После окончания курсов меня снова направили в Никарагуа для работы в американский комиссии по выборам. Я опять имел возможность поохотиться на крокодилов. Но вскоре меня перевели в Панаму и зачислили в состав 33-го’пехотного полка, располагавшегося в зоне канала. Я пробыл там до весны 1932 года, а затем был направлен на Филиппины в качестве советника по военным вопросам при генерал-губернаторе Теодоре Рузвельте — младшем. Здесь началась наша крепкая дружба, которая’ прервалась лишь смертью Тэда. Он умер от сердечного припадка вскоре после получения Почетного Ордена Конгресса 9 за отважные действия в Нормандии. В день высадки десанта, стараясь поднять дух солдат, он сам повел их вперед под ураганным огнем со спокойствием человека, совершающего послеобеденную прогулку.
В 1932 году, после избрания Франклина Делано Рузвельта на пост президента, Тэд был смещен, и я уехал вслед за ним. Между этими двумя известнейшими ветвями рода Рузвельтов были не слишком теплые отношения, вернее, их сердечность была показной. Поэтому, когда Тэд заявил новому президенту об отставке, что в таких случаях являлось простой формальностью, отставка была с готовностью принята.
Домой Тэд отправился через Дальний Восток. Последовав его примеру, я выехал из Манилы в Гонконг, добрался до Гамбурга, пересек Атлантический океан и прибыл в Америку как раз к началу занятий .в командно-штабной школе в «Ливенуэрте.
В 1935 году, после окончания этой школы, я опять попал к своему старому наставнику генералу Маккою, штаб которого находился в Чикаго. Он командовал 2-й армией, дислоцировавшейся в северной части района Великих озер.
Маккой великодущно предложил мне на выбор любую из двух вакантных должностей в его штабе: начальника тыла или начальника отдела оперативного и боевой подготовки. Последняя была ближе к войскам и тактике, поэтому я предпочел ее. Итак, я возглавил отдел оперативный и боевой подготовки.
1 Высший орден в США. (Прим, ред.)
Когда я в 1955 году приступил к своим обязанностям, в воздухе уже пахло войной. Япония продолжала свою агрессию в Маньчжурии, Муссолини развязал авантюру в Абиссинии, по улицам немецких городов маршировали штурмовики, и Гитлер, порвав Версальский договор, призвал в армию молодежь, которой предстояло погибать на полях сражений в Африке, Франции и Голландии. В этой атмосфере возраставшей напряженности наша армия проводила учения и штабные игры.
В качестве первого задания мне было поручено составить план крупных учений, намеченных на лето 1936 года. Оглядываясь сейчас назад, я могу с уверенностью сказать, что это была одна из труднейших работ, когда-либо порученных мне. К концу учений я дошел почти до полного физического изнеможения. Начальники остальных отделов штаба по возрасту годились мне в' отцы. Долгие годы мирной жизни ослабили их интерес к военным играм, и в результате иа меня свалилось множество обязанностей, не имевших ко мне прямого отношения.