Если в Италии и Сицилии я потратил много времени и энергии, чтобы не допустить использования дивизии в нецелесообразных, на мой взгляд, боевых действиях, то в Англии я вел борьбу за использование дивизии. Траф-форд Ли-Меллори был уверен, что 82-я и IOJ-я дивизии будут уничтожены, прежде чем им удастся выброситься, или во время самой выброски. Генерал Брэдли к я неустанно доказывали, что, несмотря на опасности, в которых мы отдавали себе отчет, дивизии смогут решить поставленные перед ними задачи.
Надеясь на лучшее, мы готовились и к самому худшему. Пока парашютисты проводили совместные тренировки с экипажами транспортных самолетов, офицеры штабов воздушнодесантных частей встретились в Бри-столе с командирами частей морского десанта. Там мы провели штабную игру в предвидении той сложной обстановки, которая, по нашему мнению, могла сложиться в Нормандии. Задача решалась в двух вариантах. Первый — все пойдет хорошо, а может быть, даже лучше, чем мы ожидаем, и второй — все пойдет прахом. Командирам было предложено высказаться,’ как бы они стали действовать при различных условиях.' Помню, я выразил уверенность, что, использовав элемент^ внезапности, 52-е транспортно-десантное авиационное крыло сможет доставить нас в район выброски без потерь, избежав столкновения с истребителями противника и проскочив зону обстрела зенитной артиллерии. А на земле мы бы уж сами позаботились о себе. Конечно, если мы потеряем много самолетов прежде чем они достигнут района выброски, то тем немногим, кто останется в живых и доберется до своих объектов, останется только сражаться до последнего патрона или сдаться в плен. Но я не думал, что мы понесем в воздухе такие большие потери, а на это особый упор делал Ли-Мсллори.
После штабной игры фельдмаршал Монтгомери провел в Лондоне последнее совещание, в котором приняли участие представители всех трех видов вооруженных сил — армии, флота и авиации. Это была окончательная проверка перед тем, как мы двинулись к портам и аэродромам отправки. Я уехал с совещания, уверенный в успехе операции. Меня заверили, что во время перелета нам не будет грозить опасность попасть под огонь своей артиллерии и что трагедия 501-го полка не повторится. По-видимому, меры обеспечения безопасности были достаточно эффективны. В частях нашей дивизии даже командиры самых небольших подразделений не знали о месте пашей выброски до тех пор, пока дивизия не сосредоточилась в своих исходных районах. Когда до отправки в Нормандию осталось всего несколько часов, командиры взводов на картах и ящиках с песком показали своим солдатам, куда они направляются, по каким объектам должны нанести удар и каковы задачи соседних частей. Это была крупнейшая и сложнейшая воздушнодесантная операция из всех, которые когда-либо планировались, однако я не думаю, чтобы немецкая разведка имела о ней хоть какое-нибудь представление.
Немцы узнали о ней только тогда, когда первый парашютист опустился на землю Франции.
Перелет, выброска и бои, которые вела 82-я дивизия в Нормандии, я уже описал достаточно подробно и хочу остановиться лишь на двух деталях. Когда в Нормандии начал функционировать мой штаб, я попросил начальника штаба рекомендовать друзьям наших раненых солдат, эвакуированных в тыл, как можно чаще, во время каждой передышки в боях отправлять им письма. Сознание того, что люди, с которыми они делили опасности войны, помнят о них, поднимает настроение раненых и вызывает у них желание скорее вернуться обратно, к своим товарищам. Опытней солдат, возвратившийся в свою часть, стоит двух — трех НОВИЧКОВ, которым предстоит не только научиться воевать, но и усвоить боевые традиции части.
То же самое я попробовал сделать в Корее, и моя попытка увенчалась успехом. Посещая госпиталь, я всегда собирал сестер и врачей и объяснял им, как важно поддерживать в людях гордость за свою часть, ибо это качество делает людей хорошими солдатами.
— Когда вы разговариваете с ранеными,— говорил я сестрам,— не жалейте их, а старайтесь оживить, встряхнуть. Не допускайте, чтобы и они сами себя жалели. Внушайте им желание снова вернуться в свои части.
Оба эти приема — письма от солдат с поля боя и воздействие сестер и врачей — оказывали огромное влияние на молодых. Даже солдаты, раненные два или три раза, стремились вернуться в свою старую часть.
Я помню слова одного солдата, сказанные им в разгар боя в Нормандии. Разговаривая со своим помощником начальника штаба по тылу, раненным в переносицу, я вдруг услышал, как солдат, лежавший рядом с ним на полу, с грубоватым дружелюбием спросил меня:
— Все еще топаете, генерал?
Эти слова запомнились мне на долгие годы. В них нет ничего неуважительного. Mire хочется думать, что они свидетельствуют о братских чувствах одного солдата к другому, который прошел такие же испытания. Люди, вместе вынесшие тяготы боя, всегда испытывают друг к другу теплые чувства, несмотря на различие в рангах.
Говоря об этом чувстве фронтового товарищества, я хотел бы коротко сказать о двух типах людей из небоевого состава, которые вполне усвоили его,-—о медицинских работниках и священниках. Страницы истории второй мировой войны полны яркими примерами замечательных подвигов врачей и санитаров. Не имея оружия, они смело бросались в самые горячие места боя, чтобы оказать помощь раненым. Так же самоотверженно вели себя и священники, и их влияние было очень сильным.
В первое воскресенье нашего пребывания в Нормандии капеллан дивизии Джордж Ридл служил мессу в яблоневом саду. Мы уселись под деревьями, чтобы укрыться от вражеской авиации. Ни в одном соборе мира никогда еще не собирались столь искренне верующие люди. Ибо великие истины христианской веры имеют реальное и глубокое значение для человека, который знает, что он сам через час может сойти в сень, куда уже отправились легионы его товарищей.
Дивизионные капелланы были отважными людьми. Они прыгали вместе с парашютистами, летали на планерах и без всяких жалоб разделяли с солдатами все превратности фронтовой жизни. Рассказывают, что один капеллан 505-го полка, спускаясь с парашютом, в разгар боя играл на полевом органе «Ближе, господь мой, к тебе». Я несколько сомневаюсь r достоверности этого рассказа, хотя и не удивился бы, если бы этот случай действительно произошел.
ГЛАВА 9
ВОЙНА В «ГОЛЛАНДИИ
Выполнив свою задачу, 82-я дивизия вернулась в Англию. Раньше пас в английские госпитали было отправлено более двух, тысяч раненых. А между живыми изгородями Нормандии тысячи белых крестов отмечали могилы убитых.
Совместные фронтовые испытания сближают людей, но зато они разъединяют фронтовиков с теми, кто не бывал в боях или только косвенно принимал в них участие. Парашютисты без особого почтения относятся к солдатам других родов войск — пехотинцам, танкистам или артиллеристам, которые не испытали своеобразных радостей и переживаний, вызываемых прыжком с самолета. С еще меньшим уважением относятся они к людям, совсем не видавшим войны.
Как и в период нашей подготовки к высадке в Нормандии, Мидленд 18 был переполнен совершенно распустившимися солдатами тыловых частей. С подобным явлением в частях корпуса нам удалось справиться путем суровых наставлений и повышения требовательности к солдатам. Мы убеждали каждого из упрямых, задиристых парашютистов, что какими бы отважными солдатами они ни были, все равно им никто не дает права разбивать носы другим солдатам. Как это нередко бывает с частями, чьи воинские заслуги сверкают особенно ярко, мы замечали у наших солдат стремление по обращать внимания на форму одежды и правила поведения, соблюдение которых в гарнизоне считается основным показателем хорошей дисциплины. Солдаты стали небрежно одеваться, нарушать правила движения автотранспорта, постоянно ввязываться в драку. Это так встревожило военную полицию района, что она перешла от парных патрулей к патрулированию четверками.