I
и\ отбросившего их к р. Ялуцзян. Я более детально, чем рядовой читатель газет, представляю себе начальный период Корейской войны, поскольку все донесения о боевых действиях проходили через мой стол в Пентагоне. Свое повествование я начну с более позднего времени, с декабря, когда, победив одного врага, мы встретились с другими — с красными китайцами.
Помню один субботний декабрьский день 1950 года. Это было тревожное время, когда обстановка в Корее быстро и резко менялась. Я поехал в Филадельфию па футбольный матч между командами армии и флота, надеясь, что это увлекательное спортивное зрелище сможет хоть на час-другой отвлечь меня от глубокой тревоги. Ч^рбы даже там не терять связи с Пентагоном (я был заместителем начальника штаба по оперативным вопросам, и через меня проходили все донесения из Кореи), я приказал под своим сиденьем на стадионе установить телефон.
Когда я растворился в толпе, медленно двигавшейся в огромной чаше стадиона, меня захватило величествен* ное спортивное зрелище, и я забыл все свои заботы. Но это продолжалось недолго. Когда я входил на стадион, на глаза мне попался генерал-майор Боллинг —начальник разведывательного управления штаба армии. Он передал мне донесение, которое подействовало на меня самым угнетающим образом. В нем сообщалось о разгроме в Корее 2-й дивизии генерала Кайзера. Я служил в этой дивизии в период между первой и второй мировыми войнами. В об'еих войнах она прошла блестящий боевой путь. Во второй мировой войне она не заслужила такой громкой славы, как 1-я дивизия, но в глазах военных историков, которые оценивают боевые действия не по газетным заголовкам, она поистине оправдала свой гордый девиз: «Вторая по номеру, но первая по заслугам». В период между войнами она была нашей единственной лабораторией, где офицеры в полевых условиях овладевали современными методами управления дивизией, и каждый из тех, кто учился в ее рядах азбуке высшего командования, чрезвычайно гордился этой службой.
Известие о том, что эта мощная, полностью укомплектованная восемнадцатитысячная дивизия целиком разгромлена, было для меня тяжелым ударом. По своему телефону я немедленно связался с Пентагоном, чтобы выяснить дальнейшие подробности, но эти сведения оказались секретными, и мне не могли сообщить их по Телефону.
Как удивительно переплетаются в жизни радости и огорчения! В том году мы проиграли футбольный матч команде флота, хотя твердо надеялись -побить ее. При других обстоятельствах я испытал бы горькое разочарование. Теперь же я • ничего не чувствовал. Мои глаза следили за игрой на поле, по мысли были далеко — с остатками разгромленной, некогда могучей боевой дивизии, откатывавшейся к югу.
Так начались дни упорного труда и глубокой тревоги. Час за часом следили мы за скупыми донесениями, говорившими о доблестных действиях 1-й дивизии морской пехоты под командованием генерал-майора Оливера Смита, с боем пробивавшейся от Ченчжииекого водохранилища к морю. Мне казалось, что здесь, в тылу, на расстоянии 15 тысяч километров от поля боя, мы испытывали более глубокую душевную боль и тревогу, чем те, кто был на фронте. Оставаясь в тылу, мы старались предусмотреть нужды солдат и обеспечить людей всем необходимым. Когда находишься в бою, нет времени предаваться размышлениям об отдельных опасностях — так глубоко поглощает солдата бой.
День за днем мы наблюдали за угрожающим развитием событий. Была дана директива перегруппировать силы, эвакуировать район Хыннам-Хзмхын, отойти на юг и там начать подготовку к наступлению из Пусана, Ма-сана и Тэгу. Угроза больших потерь, наконец, миновала, войска оторвались от противника и отступали по суше и морю. Мы понесли серьезный урон, но катастрофа, которая угрожала американскому оружию в гораздо большей степени, чем до Сих пор представляет себе наш народ, была предотвращена.
Я не имел ни малейшего представления о том, что готовит мне судьба. Но в то же время где-то в глубине души едва слышный голос нашептывал мне, что я должен быть готов ко всяким неожиданностям. В один серый воскресный день, ничего не сказав Пенни, я про-* скользнул на чердак и собрал свои вещи: сапоги, мешковатое полевое обмундирование и боевое снаряжение, которое после окончания войны в Европе я убрал, как я тогда надеялся, навсегда.
ГЛАВА 23
„8-Я АРМИЯ — НАША.*
Около полуночи в пятницу 22 декабря 1950 года, за три дня до рождества, в гостиной наших старых друзей Джейнов было шумно от веселого смеха и болтовни расходившихся по домам гостей. Вечер прошел прекрасно. В тот день я проработал не меньше четырнадцати часов и, отдохнув в компании, на время отвлекся от забот. Последнее ^донесение, полученное, в тот день, принесло добрые вести. Отступление наших войск в Корее проходило организованно. Впервые с тех пор, как было получено сообщение о вступлении в войну китайцев, я почувствовал некоторое облегчение.
Среди гула голосов я едва расслышал, что меня просят к телефону, У аппарата был Джо Коллинз, начальник штаба армии. Он спокойно произнес: .
— Мэт, я должен огорчить.тебя: Джогши Уокер погиб при автомобильной катастрофе в Корее. Прошу собрать вещи и выехать туда как можно скорее.
Хотя это сообщение имело прямое отношение к моей дальнейшей судьбе, скорбь, которую вызвало у меня сообщение о смерти генерала Уокера, затмила все. Я много лет знал командующего 8-й армией, сурового непреклонного солдата, и восхищался его боевыми качествами.
Мы еще немного поговорили, и я снова присоединился к компании. В другом углу комнаты я увидел Пенни и прочитал в ее глазах номой вопрос. Я улыбнулся, пожал плечами и отрицательно покачал головой, решив не портить ей сон в эту ночь — последнюю ночь, которую нам предстояло провести вместе. Утро наступит слишком быстро, и я еще успею сообщить ей эту неприятную новость.
Если бы те легкомысленные критики, которые приписывают профессиональным военным любовь к войне, хоть раз испытали бы что-нибудь подобное, они бы не стали больше повторять своих обвинений. Приближалось рождество. В субботу я собирался украсить елку для нашего маленького сына, которому уже минуло двадцать месяцев, и поднести подарки; в горячке последних нескольких недель я еще не успел купить их. Но теперь придется уехать, не дождавшись рождества.
Пентагон был почти пуст, когда я задолго до восьми часов прибыл туда, но мой верный секретарь Мак-Клири уже пришел, так же как и полковники Бейшлайн и Мурман, и в мирное, и в военное время всегда готовые к любым неожиданностям.
С их помощью дела пошли быстро. Я проверил' свое завещание, дал полномочия адвокату, оформил аттестат для семьи, посовещался с генералом Коллинзом, заме-стителем начальника штаба генералом Хейслипом и начальником штаба военно-морских сил адмиралом Шерманом.
Поздно вечером мой самолет поднялся над аэропортом и взял курс на запад. Внизу сиял огнями купол Капитолия.
Вскоре огни исчезли, и теперь мы летели в полной темноте. Окна самолета побелели от мороза, но в сердце моем было тепло и радостно. Многие старые товарищи, прервав свой рождественский праздник, приехали проводить меня, а мои уважаемые бывшие начальники генералы Фрэнк Маккой и Маршалл прислали мне напутственные телеграммы.
В обычной предотъездной суете мне некогда было и подумать о своих новых обязанностях. Но теперь, в полной темноте, под равномерный гул моторов воспоминания о прошлом, мысли о семье, доме, о штабной службе уступили место размышлениям о предстоящем ходе боевых действий и той огромной ответственности, которая ляжет на мои плечи, как только я ступлю на корейскую землю.
Затем я снопа мысленно вернулся к своей службе. И мне показалось, что моя новая задача, за исключе-кием отдельных частностей, мало отличается от тех задач, с которыми мне приходилось сталкиваться за годы службы сначала в пехотной школе, потом в штабном колледже и позднее в бою. Все обучение офицера направлено на достижение одной цели — воспитания в нем способности в критический момент принять на себя руководство боем. В пехотной школе передо мной много раз ставили такую задачу. Мне показывали карту и говорили: «Вы находитесь здесь, а противник там. Тактическая обстановка такая-то (она всегда была неблагоприятной). Ваш командир батальона убит. Вы приняли командование. Ваше решение?». И я старался как можно скорее обдумать положение, методично разрабатывая в уме каждый конкретный шаг и основывая свои решения на известных мне сведениях о расположении противника, его силе и возможностях, а также о силе и возможностях моего подразделения.