Я с радостью согласился. По своей инициативе Трумэн представил меня к награде второй медалью «За отличную службу». Короткая церемония вручения награды состоялась перед десятью тысячами людей, включая кадетов, собравшихся на юбилейные торжества в Уэст-Пойнте. Благородный жест Трумэна очень тронул меня.
Когда я был в Вашингтоне, министр обороны Роберт Лопетт дал в мою честь завтрак в столовой министерства обороны в Пентагоне, на котором присутствовали все высшие чипы министерства и представители госдепартамента, в том числе Ачесон. Беседа носила общий характер и затрагивала мировые проблемы. Обсуждались вопросы, стоящие как перед военными, так и перед дипломатами. Меня очень тронуло, что Ловетт в .краткой речи с одобрением отозвался о моей деятельности в Корее и на Дальнем Востоке и выразил уверенность в моей способности успешно справиться с новыми обязанностями в Европе.
Я глубоко уважал Ловетта, считая его идеалом государственного деятеля. Я знал его, когда он был заместителем министра обороны, и еще ближе познакомился с ним после его назначения заместителем государственного секретаря генерала Маршалла. Чем ближе я узнавал Ловетта, тем больше восхищался его способностью к анализу. Он умел быстро вскрыть сущность любого сложного вопроса.
Впоследствии, когда я, будучи начальником штаба армии США, сталкивался с неприятностями, трудностями и даже срывами (на пих я еще остановлюсь), мне много раз приходило в голову, что мне было бы намного легче, да и сам ход истории был бы несколько иным, если бы министром обороны был Ловетт, а ас Вильсон. Боба Ловетта, как генерала Маршалла и Генри Стимсона, я считал образцом государственною деятеля. - Этот человек умеет преодолевать личные симпатии и антипатии и быть абсолютно объективным. Я не Repio, чтобы кто-нибудь мог повлиять на Боба Ловетта, заставив его по политическим мотивам принять решение, от которого пострадала бы безопасность его страны. Я не могу представить себе, чтобы и Ловетт когда-нибудь попытался повлиять на офицера или генерала и заставить его изменить свое решение в угоду какой-либо «политической линии». История не всегда оценивает людей по их заслугам, но Ловетт, несомненно, займет почетное место в летописи истории.
Незадолго до моего отъезда в Париж для выполнения новых обязанностей верховного главнокомандующего вооруженными силами НАТО в Европе госдепартамент сообщил мне, что французские коммунисты готовят демонстрацию протеста против моего приезда.
Мне намекали, что следует, пожалуй, на несколько дней отложить отъезд, сорвать таким образом их планы и избежать неприятного инцидента. Я ответил, что ответственность за это целиком лежит на французском правительстве, которое, как я глубоко убежден, в состоянии предотвратить любой инцидент. Словом, я не намерен был пи на минуту менять время своего отъезда. Если американское правительство желает изменить его, оно должно само распорядиться об этом.
Итак, мы вылетели в Париж строго но расписанию и прибыли туда прекрасным, солнечным утром, часов около 11. На аэродроме нас встречали генерал Эйзенхауэр, его заместитель фельдмаршал Монтгомери и многие другие известные лица. Был выстроен почетный караул. Когда Пенни и я, а за нами Мэтти вышли из самолета, к нам направился генерал Эйзенхауэр со своей обычной приветливой улыбкой. Можно было предполагать, что, несмотря на свой возраст, Мэтти узнает американскую форму па самом знаменитом солдате Америки, но он протопал мимо генерала Эйзенхауэра н протянул ручонку Монтгомери. Это очень понравилось фельдмаршалу .и вызвало у присутствовавших веселый смех.
Даже если у коммунистов и были планы устроить мне шумный прием, они вынуждены были отказаться от них. Впереди нас ехал внушительный эскорт мотоциклистов столичной полиции, и по дороге в Париж произошел только один неприятный инцидент. Какой-то человек прорвался через кордон полиции и направился к моей машине, крича что-то невразумительное, но его быстро схватили за шиворот. В последующие недели мы часто видели на стенах надписи; «Риджуэй, убирайся домой!»
Один человек с ведерком краски может привлечь много внимания, но я предпочитаю помнить гостеприимство, которое миссис Риджуэй и я встречали, путешествуя по Франции без эскорта.
Я прибыл в Париж 26 мая и на следующий день поехал па виллу Сен-Пьер, в резиденцию генерала Эйзенхауэра, чтобы обсудить с ним основные вопросы, стоявшие тогда перед НАТО. После отъезда Эйзенхауэра и его жены в Штаты мы с миссис Риджуэй переехали в этот дом. Для солдата это было, пожалуй, слишком роскошное жилище. Французское правительство украсило его произведениями искусства, взятыми из музеев. Помню, как я боялся, что четырехлетний Мэтти, который проявлял большую склонность к исследованию всего окружающего, может разбить какую-нибудь ценную безделушку и этим вызвать международный конфликт.
У генерала Эйзенхауэра сильно болели глаза, и свет раздражал его, поэтому он принял меня в затемненной спальне. В темных очках он лежал в постели, опершись на подушку, но в движениях его ничто не выдавало болезни. Он был предупредителен, дружелюбен и готов оказать мне всяческую помощь.
Разговор касался, конечно, основных вопросов, которые теперь предстояло разрешать мне. Они относились главным образом к организации верховного командования НАТО, а также к проблеме территориального включения в НАТО Греции и Турции и о взаимоотношении адмирала Кэрни, командовавшего с 6-м флотом США, с главнокомандующим вооруженными силами южной зоны лордом Маунтбэттеиом, которому предстояло принять командование вооруженными силами Средиземноморского театра военных действий.
Я должен бил принять окончательное решение о командовании вооруженными силами центральной зоны Европы, структура которого в тех условиях казалась мне ненадежной. В то время главнокомандующие вооруженными силами назначались отдельно в северную и в южную зоны Европы. Кроме того, в районе обороны Франции (а Франция —это ключ ко всей нашей позиции в Европе) было три отдельных командующих: генерал /Кюэн, француз, командовал сухопутными войсками, генерал Норстэд, американец, командовал ВВС и адмирал
Жужар, француз, отвечал за оборону по Рейну — водной артерии, очень важной для пашей безопасности.
Я сразу же поднял вопрос о нецелесообразности такой организации, ибо она казалась мне громоздкой и неуклюжей. Зачем нужен был этот триумвират, когда все командование вооруженными силами в центральной зоне Европы можно было возложить на одного человека?
Генерал Эйзенхауэр, конечно, видел этот недостаток в организации командования НАТО. Она была создана в первые дни существования НАТО, и в ней нашли отражение как политические соображения, так и национальное недоверие и национальная гордость. Эйзенхауэр сказал мне, что руководство вооруженными силами НАТО требует не только знания военного дела, но и большого дипломатического искусства и такта при решении щекотливых вопросов, корни которых уходят далеко в глубь истории Европы и вызваны вековой враждой между ее народами.
Поэтому мы обсудили деловые качества военных и государственных деятелей, с которыми мне придется иметь дело. Мастерскими штрихами Эйзенхауэр коротко описал характер1 и взгляды каждого из них и назвал мне тех, кому я мог и кому не должен был доверять. Эта беседа в последующие месяцы оказалась для меня весьма полезной. И только относительно одного человека Эйзенхауэр ошибся. Одного французского государственного деятеля он считал не заслуживающим доверия, во всех случаях, когда мне приходилось иметь с ним дело, он проявлял себя как человек прямой, честный и преданный.
Во время этой длинной неофициальной беседы я познакомился со взглядами генерала Эйзенхауэра и сообщил ему свои. На мои плечи ложится бремя тяжелых забот, но зато теперь я знал, что меня ждет.
Эйзенхауэр передал мне командование через десять дней; Эта церемонии произвела па меня приятное впечатление, хотя она выглядела очень просто. Был прекрасный солнечный день. У штаба НАТО развевались на ветру расположенные большим полукругом флаги всех Л1 стран — членов НАТО, а солдаты, матросы и летчики стран-союзниц выстроились в почетном карауле. Я принял командование союзными войсками в Европе со смешанным чувством гордости и смирения, Я знал* что