Но вот все в сборе. Когда уселись за стол, Владимир Ильич оглядел каждого.
— Что думает Военная организация? Какими силами она располагает? Готовы ли к восстанию солдаты и рабочие? Вот вопросы, на которые хотелось бы получить подробнейшие сведения.
Первым отчитывался Антонов-Овсеенко: балтийские моряки готовы к выступлению, отдельные только небольшие корабли, подводные лодки на стороне правительства, если говорить о солдатах, расквартированных в Финляндии…
— Солдаты, Владимир Ильич, рвутся в бой. — Антонов говорит это и значительно смотрит на Подвойского. Невский перехватывает его взгляд, вмешивается:
— Некоторые товарищи, как и Владимир Александрович, преувеличивают нашу готовность к восстанию. Мы еще мало знаем, как поведут себя войска Северного фронта. У нас не созданы надежные заслоны на пути к Питеру. Контрреволюционные войска могут взять в кольцо столицу. Необходимо срочно послать надежных товарищей, все тщательно проверить.
— Да, это важно, — согласился Владимир Ильич и снова обратился к Антонову — Какие же полки пойдут вместе с нами? И как перебросить революционных моряков из Гельсингфорса и Кронштадта в Питер? Рабочие и моряки стойко вели себя в дни корниловщины, без моряков рабочим не обойтись. Могут ли они направить корабли в Питер?
— В Неву подтянуть все корабли невозможно. Матросов можно перебросить по железной дороге, — пояснил Антонов. — Что касается солдат, они выступят по первому зову.
Владимиру Ильичу ответ, видимо, показался не совсем четким.
— Немедленно поезжайте в Кронштадт и Выборг, выясните все сами. — И к Подвойскому: — А какая обстановка в Питере?
Николай Ильич доложил о положении в каждом районе. По его мнению, наиболее сильные, обученные и многочисленные красногвардейские отряды имеются на Выборгской стороне. Расквартированный там Московский полк ведет обучение красногвардейцев, в дни восстания солдаты бок о бок пойдут с красногвардейцами. Крупный отряд Красной гвардии на Путиловском заводе, с ним имеют тесную связь все остальные отряды Московско-Нарвского района. Солдаты столичного гарнизона подчиняются указаниям комиссаров Военно-революционного комитета. Без подписи комиссаров никакое постановление штаба округа не выполняется.
В то же время Подвойский сказал, замявшись:
— Чем лучше мы подготовимся, тем успешнее и безболезненнее проведем восстание. Военная организация направила своих представителей в армии Северного и Юго-Западного фронтов — в Минск, Брянск и другие города, чтобы выяснить, какую поддержку они смогут оказать. Поэтому не надо бы так спешить с восстанием. Подождать полной готовности…
— Подождать полной готовности! — Ленин резко встал, прошелся по комнате. — Вы сказали, какая на нашей стороне силища — тысячи рабочих и солдат, да кронштадтцы, да выборжцы! Никакого промедления, восстание назрело!
Потом, словно в чем-то усомнившись, Владимир Ильич спросил:
— Полностью ли вы отвечаете за все сведения, сообщенные мне? Хорошо ли они проверены вами?
Получив утвердительный ответ, Ленин стал уточнять: Кто сообщил? Когда сообщил? При каких обстоятельствах? Кто там секретарь партячейки?..
Подвойскому казалось, что он дал исчерпывающие сведения, но Владимир Ильич хотел все знать точно, и вопросы сыпались один за другим. Откуда Военная организация думает брать оружие? Вы хвалили командира этого отряда, а знаете ли вы его?
— Замечательный, говорите, человек. Голову положит за революцию. А какова его военная квалификация? А тактику уличных боев знают ваши командиры Красной гвардии?
Подвойский признался, что с этой стороны он командиров хорошо не знает.
— Восстание — это не собрание для выслушивания докладов, это борьба с оружием в руках. Тут надо действовать не только самоотверженно, но и умело, иначе промах может поставить на карту весь исход восстания… Восстание, — продолжал Ленин, — это самый острейший вид войны. Это великое искусство. Конечно, смелые командиры своим примером, дерзновением и храбростью делают чудеса. Но какой это командир для вооруженного восстания, если он не умеет стрелять? Следует сейчас же заменить таких командиров другими. Руководители, не знающие тактики уличного боя, погубят восстание.
Подвойский заверил Ленина в том, что его указания будут выполнены.
Уходили опять по одному. Когда уже были в машине, Антонов усмехнулся, сказал Подвойскому:
— Не послушал моего предостережения и получил нагоняй. Вот что вышло.
— Все получили нагоняй, — ответил тот. — Когда отъезжаешь в Кронштадт?
— Когда? Сам слышал. Сейчас же и еду.
В канун восстания ВРК работал особенно напряженно. С командирами Красной гвардии на второй же день после беседы с Лениным были проведены занятия по тактике уличного боя. Некоторых командиров заменили более опытными. Анатолий Васильевич Луначарский вспоминал потом об этих днях. «Весь Смольный, — писал он, — ярко освещен. Возбужденные толпы народа снуют по всем его коридорам. Жизнь бьет ключом во всех комнатах, но наибольший человеческий прилив, настоящий страстный буран — в углу верхнего коридора: там, в самой задней комнате, заседал Военно-революционный комитет… Громадной важности поручения и назначения делаются тут же, тут же диктуются на трещащих без умолку машинках, подписываются карандашом на коленях, и какой-нибудь молодой товарищ, счастливый поручением, уже летит в темную ночь на бешеном автомобиле. А в самой задней комнате, не отходя от стола, несколько товарищей посылают, словно электрические токи, во все стороны… свои приказы.
Я до сих пор не могу без изумления вспомнить эту ошеломляющую работу и считаю деятельность Военно-революционного комитета в красные Октябрьские дни одним из проявлений человеческой энергии, доказывающим, какие неисчерпаемые запасы ее имеются в революционном сердце и на что способно оно, когда его призывает к усилию громовой голос революции».
…На двух сдвинутых столах, прижатых к стене, был приколот кнопками план города, весь испещренный флажками. Склонившись, Николай Ильич рассматривал его, время от времени листал записную книжку. Как ни хороша память, в эти дни просто невозможно все упомнить. А надо. Ничего не забыть! Малейшее упущение может привести к непредвиденному.
Шум в помещении, непрерывные телефонные звонки не мешали ему. Иногда он с доброй усмешкой взглядывал на безусого красногвардейца в темной тужурке, подпоясанного широким ремнем: тот взял добровольное дежурство у телефонного аппарата. После каждого звонка парень поспешно срывал трубку, кричал звонко, радостно:
— Кого? Да! Сейчас… — Видимо, он впервые познакомился с телефоном и отвечать ему нравилось. — Товарищ Подвойский, просят прислать грузовики.
— Эк как легко — грузовики, — усмехнулся Николай Ильич, одобряя взглядом парня.
Но во время разговора лицо его посуровело.
Командующий Петроградским военным округом Полковников спешно стягивал верные правительству войска. В распоряжение округа прибыли с фронта «батальон смерти», кавалерия. Командир революционного Гренадерского резервного полка просил прислать два-три грузовика для установки на них пулеметов, иначе будет трудно справиться.
Положив трубку, Николай Ильич обратился к красногвардейцу:
— С какого завода, товарищ?
— С Русско-Балтийского.
— Большевик?
— Так точно, товарищ Подвойский. Руднев моя фамилия.
Мог ли Николай Ильич предположить, что стоявший перед ним парень с честью пройдет всю гражданскую войну, а в Отечественную станет комиссаром прославленного партизанского соединения?
Он написал записку, передал Рудневу.
— Пойдете в бронедивизион. И как будет выполнено распоряжение, сразу возвращайтесь сюда.
— Есть, товарищ Подвойский. — Гордый поручением, красногвардеец бросился к двери.