Спокойный голос Подвойского подействовал: рабочие тесным кольцом окружили оратора, оттеснили жандармов.
К вечеру рабочие станции Ярославль прекратили работу. На митинге у вокзала Подвойский снова выступил с речью, призвал готовиться к вооруженной борьбе.
А через несколько дней Николая Ильича арестовали, отправили в Коровницкую тюрьму. И сразу для губернатора Роговина наступило хлопотливое время.
В губернаторский дом явилась депутация от участников митинга, который состоялся возле лицея. Встревоженный чиновник доложил губернатору, что на митинге помимо студентов присутствовали рабочие, городская интеллигенция. Требование: немедленно освободить студента Подвойского. Вслед за этим поступил доклад начальника жандармского управления Немчинова. По сообщениям его агентов, студенты лицея обсуждали вопрос об освобождении Подвойского силой. Немчинов предлагал направить к тюрьме усиленную команду местного гарнизона.
Рогович дал распоряжение освободить арестованного. Последуй он совету Немчинова — и всколыхнулся бы весь город. Губернатор знал, что еще будет возможность расправиться с человеком, который в списке членов Северного комитета, доставленном ему охранным отделением, шел вторым.
А через два дня на стол губернатора легло новое сообщение: «В Демидовском лицее состоялся нелегальный концерт с участием студенческого хора под управлением известного агентуре студента Н. И. Подвойского…»
Рогович позвал чиновника и попросил, чтобы ему представили полную справку о студенте юридического лицея Подвойском.
Пока же продолжал читать: «Концерт был платный, причем сбор поступит в революционный фонд Социал-демократической рабочей партии…
По окончании концерта один из студентов сказал: „Товарищи и граждане, не расходитесь. Теперь повсюду льется кровь за освобождение России от самодержавного гнета, мы не должны равнодушно смотреть на это. Я предлагаю открыть митинг…“».
Дальше в докладной говорилось, что какие-то неизвестные социал-демократы утверждали, что только РСДРП является выразительницей интересов рабочего класса, что освобождение от самодержавного режима возможно только путем народного восстания.
Вошел чиновник и положил на стол справку. Губернатор прочитал: «Сын священника Черниговской губернии, Стародубского уезда, села Чаус, исключен из Черниговской семинарии за создание кружка марксистского направления…»
Рогович подивился либерализму дирекции лицея. «Волчий билет» надо было выписать этому молодцу, а не зачислять его в лицей.
…19 октября Северный комитет РСДРП назначил общегородской митинг. Несколько сот рабочих во главе с Подвойским двинулись к манежу, шли с красными флагами. По пути к ним присоединились студенты лицея.
Но к митингу готовилась и черная сотня. Ее вдохновителем был Рогович.
На Духовской улице демонстрантам преградила дорогу толпа: над головами портреты царя, иконы, в руках железные трости, гири на подвязках. То были приказчики мясных лавок с Мытного рынка, купцы, подкупленные ими уголовники. С криками: «Студенты, бей их!» — черносотенцы бросились на идущих. Плохо вооруженная рабочая дружина все же дала отпор, сделав несколько выстрелов в воздух. Толпа отхлынула.
В это время показалась коляска, в которой сидели губернатор Рогович и начальник жандармского управления Немчинов. Коляску сопровождали казаки и полицейские. Осмелевшие черносотенцы начали напирать на демонстрантов. Губернатор поднялся в коляске и, напрягая голос, крикнул:
— Прошу убрать знамя, разойтись по домам!
Двое студентов приблизились к нему, стали доказывать, что манифест гарантирует свободу собраний, демонстрация мирная.
— Я прикажу вас арестовать, тогда узнаете свободу собраний, — побагровев, закричал Рогович.
Черносотенцы вновь накинулись на демонстрантов. Те отбивались, как могли.
Подвойский решительно направился к Роговичу и потребовал прекратить избиение. То ли независимый тон, то ли красивая внешность молодого человека заставили губернатора пристально приглядеться к нему.
— Подвойский, — шепнул ему Немчинов.
Губернатор еще раз взглянул на студента и приказал кучеру поворачивать. Он уехал, а избиение демонстрантов продолжалось. Подвойского сбили с ног и избивали, даже когда он потерял сознание.
Очнулся Николай Ильич в городской больнице. У него были разбиты плечо, нога и, как говорилось в медицинском заключении, он получил «многочисленные раны головы. Повреждение тяжкое».
Врач сказал: «Если этот молодой человек чудом выживет, он на всю жизнь останется калекой».
Полиция намеревалась переправить Подвойского в тюремную больницу, где не было ни надлежащего лечения, ни ухода. Это означало обречь раненого на неминуемую гибель. Товарищи по партии тайно увезли его в Кострому, где в то время работала Нина.
Заботливый уход Нины, тишина, прерываемая только стуком колес проезжающих телег, свежий воздух поздней осени — все благоприятствовало выздоровлению. Там ему передали содержание письма Владимира Ильича Ленина. Узнав о событиях в Ярославле, о ранении Подвойского, Владимир Ильич направил ему теплое товарищеское письмо. В нем говорилось: «Товарищи, вы пролили кровь за рабочее дело. Вы — революционеры, и ваша жизнь принадлежит рабочему классу. Гордитесь тем, что вы пострадали за рабочее дело. Вы исполнили свой долг, выполнили волю рабочего класса. Этим вы приняли посвящение в ряды солдат революции»[1].
…Однажды в дом ворвалась полиция. В Ярославскую тюрьму Николая Ильича внесли на носилках.
Тем временем в городе ширятся требования освободить Подвойского. Врач Викторов, сочувствовавший большевикам, сообщил в газеты о жестоком избиении студентов, о тяжелом состоянии Подвойского, которого держат в тюрьме.
Дело получило нежелательную для местных властей огласку. Протесты общественности и полная уверенность, что Подвойский уже не встанет, привели их к решению освободить его из заключения.
Николай Ильич радуется предстоящей встрече с Ниной, но узнает, что она арестована, ей грозит пятилетняя ссылка в Сибирь.
Товарищи по партии решили отправить Подвойского лечиться за границу. В Смоленске, в поезде, идущем в Берлин, к нему в купе вошла медицинская сестра с заграничным паспортом на имя Н. Сущевой, мещанки города Ярославля. Ей поручалось доставить больного до места лечения. Николай Ильич с удивлением и радостью узнал в ней Нину.
Тревожное время
Нину выпустили до суда под залог. Воспользовавшись этим, товарищи достали ей паспорт действительно проживавшей в Ярославле мещанки Сущевой, снабдили адресами и необходимыми средствами. Выросшая в семье прибалтийца-лесничего, она с детства хорошо знала немецкий язык. В Германии Нина поместила Николая Ильича в одну из клиник. После нескольких месяцев лечения, когда Подвойский встал на ноги, они переезжают в Швейцарию. Горный воздух, прогулки быстро укрепили его здоровье. В Бёрне он и Нина Августовна стали посещать университет.
Революция в России была жестоко подавлена. В далекую Швейцарию доходили вести о массовых арестах, ссылках на каторгу, виселицах. И все-таки мучительно хотелось домой, к товарищам. И как же обрадовался Николай Ильич, когда приехавший из России товарищ передал ему письмо Михаила Кедрова!
Михаил Сергеевич сообщал, что он организовал на средства, полученные от отца, легальное издательство «Зерно». В письме указывалось, что в Петербургском комитете РСДРП считают нужным приезд Подвойского в Россию.
Николай Ильич мог поехать. Нине Августовне приезд грозил арестом. Решили: ехать пока одному.
В конце 1907 года он вернулся в Петербург. Нина ждала необходимых документов, которые дали бы ей возможность вернуться на родину легально, женой Подвойского.
1
Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. М., 1971, т. 2, с. 189; Исторический архив, 1956, № 6, с. 112.