— Я счастлив, — сказал Тотмактеф, — что слышу такую мудрость.
— Сейчас я еще добавлю тебе счастья. Луций забывает места, в которых был, и людей, которых видел. Он даже забывает Мит-сер'у. Короче говоря он забывает все события обыкновенной жизни. Но он не забыл кота. Значит кот не принадлежит обыкновенной жизни.
Тотмактеф прошептал "Мит-сер'у" и написал пальцем что-то на палубе.
— Интересно, — прошептал Чаниу.
Я заметил, как Сахусет кивнул, хотя его голова едва пошевелилась. Тотмактеф сидел справа от Чаниу, Сахусет справа от Тотмактефа, и, по меньшей мере, мог прочитать то, что написал Тотмактеф.
Муслак повернулся к Азибаалю. — Кто больше всего пугает их, кот или женщина?
Азибааль сплюнул. — Оба.
— Ты говоришь, что женщина еще в деревне, — сказал Муслак Чаниу, — но люди говорят, что видели, как она вернулась на корабль.
— Я ничего такого не говорил, капитан. Я сказал, что она на твоем корабле и мы можем найти ее.
— Тогда я обыщу его еще раз. И Левкис.
Чаниу вздохнул. — Ты не знаешь, где искать. Я знаю, и позже скажу тебе. И если женщина одна, без кота, твоим людям нечего бояться ее.
Муслак и Азибааль кивнули.
— Они предложат ей деньги, и если он не возьмет их, они возьмут ее силой. Таким образом нам нет необходимости избавляться от нее, только от кота.
— Я защищу ее, — сказал я
Азибааль нахмурился. — Если она уйдет, ее кот уйдет вместе с ней. Так я думаю.
— Возможно, но я не уверен. — Чаниу повернул голову. Ты рвешься что-то сказать, Тотмактеф?
— Как самый благородный пожелает. Мы скоро будем недалеко от большого храма, посмертного храма Сесостриса.
— Подходящее место?
— Да, я верю в это, о самый благородный Чаниу.
Чаниу улыбнулся. — Что скажет Сахусет?
Мудрый человек из Кемета пожал плечами.
— Кот больше не покажется на корабле — так мне представляется. Кто не согласен?
Никто ничего не сказал.
— Мой писец предложил средство, которое может оказаться эффективным. Кто-нибудь может предложить другое средство? Ученый Сахусет?
Сахусет покачал головой.
— Тогда последуем совету моего писца.
Вот и все, что было сказано важного. Мы свернули в канал, который кормит священные озера. Чаниу и Муслак отправились в храм и поговорили с жрецами, а потом и с главным жрецом. Вернувшись, они сказали, что мы должны ждать.
Мит-сер'у указывает на слова, прижимается ко мне и щекочет меня, спрашивая, что эти слова значат. Мне кажется, что она боится Сахусета. Она вызывает во мне любовь больше, чем обычно; это ясно. Когда опасность близка, женщина всегда нежнее, и, если это не так, значит опасность миновала.
9
МЫ какое-то время бездельничали, и тут пришел Сахусет. Он принес чаши и мех с вином, который разделил с нами. Я не люблю насмешенное вино, но все-таки выпил одну чашу, медленно, чтобы не обидеть его. Мит-сер'у боялась, что его вино затуманивает голову (как она сказал мне об этом потом) и только сделала вид, что пьет, пока он осушал свою чашу.
— Я отверженный на нашем корабле, — сказал Сахусет. — Ты не должен спорить. Я знаю это, и мы оба знаем это. С меня хватит.
— Все уважают тебя, — сказал я ему.
Он покачал головой. — Все боятся меня, за исключением тебя, Латро. Когда человека уважают, никто не собирается втыкать кинжал ему в спину. Когда боятся — только и думают об этом, и ищут подходящий момент.
Мит-сер'у перевернула пустую чашу и храбро заговорила. — Я боюсь тебя, потому что помню, что произошло в твоем доме. Латро забыл это, иначе и он бы боялся тебя.
— В таком случае я рад, что он забыл. Я не хочу, чтобы он меня боялся, мне хочется его дружбы. И твоей тоже, Мит-сер'у.
— Сходи к жрецам Хатхор. Они найдут тебе другую. Я занята.
Сахусет улыбнулся. — Да, ты занята, Мит-сер'у. Быть может когда-нибудь в другой раз. Латро, твоя маленькая кошечка очень привлекательна.
Хотя в его смехе прозвучала тревожащая нотка, я улыбнулся и согласился.
— Она то, что значит ее имя. Ты не знал? Кошка, которая еще не выросла.
Я покачал головой. — Я знаю только то, что она носит кота на головной повязке.
— Но ты видел не настоящего кота.
— Да, — сказал я. — Конечно не настоящего.
— А что ты будешь делать, если жрецы скажут человеку из Парса, что для того, чтобы избавиться от этого кота-призрака, надо убить Мит-сер'у?
Мит-сер'у села прямо. — Ты не говорил мне об этом!
— Ты ничего не можешь поделать с этим, — сказал я, — и я не хотел тебя пугать.
— Неужели они на самом деле хотят убить меня?
— Это не имеет значение. Я им не разрешу. Мы уйдем с корабля.
Сахусет кивнул. — Хорошо. Но подчинятся ли твои люди, если ты прикажешь им не сражаться?
— Должны.
— Трое из Парса и пятеро моих соплеменников. Наши пять будут с тобой. Это мне понравится, но не удивит. Но трое послушаются Чаниу.
— Нет, они послушаются меня, — твердо сказал я.
— Надеюсь, что до этого не дойдет. Жрецы могут ничего не сказать, хотя жрецы чаще всего злонамеренны и всегда очень настойчивы. И, помимо всего прочего, коты — священные животные. Я напугал тебя, Мит-сер'у?
Мне показалось, что сначала она испугалась, чуть ли не до полусмерти, но сейчас пришла в себя. — Они еще и очень алчны, Сахусет. Алчны и лживы. Ты забыл упомянуть об этом.
— Да, действительно, но только потому, что сейчас это не имеет значения. Я сам был несколько лет жрецом и знаю о них все.
— Они прогнали тебя? — Рука Мит-сер'у крепко сжала мою.
— Я сам прогнал себя. Я хотел знаний. Они, как ты правильно сказала, хотели золота и власти. И земли. Все больше и больше земли. Тем не менее у меня остались друзья среди жрецов моего старого храма. Ты веришь в это, Латро?
— Конечно, — ответил я, — мне это кажется очень возможным. Я чувствую, и у меня есть друзья, далеко отсюда, и, хотя я и не помню их, я был бы рад встретиться с ними.
— Быть может я смогу помочь тебе. Я имею в виду, что могу взять тебя с собой в мой старый храм, если, конечно, мы доберемся до него, и проверить, правду ли я сказал. Тем временем я хочу предостеречь тебя и напомнить, что я — твой друг, и ее, тоже.
Мы поблагодарили его.
— Чаниу не знал, что означает имя Мит-сер'у, пока его писец на написал его на палубе во время нашей встречи. По меньшей мере мне так кажется. Но теперь он знает, и мы можем быть уверены, что он сказал жрецам храма, что на борту есть женщина с таким именем.
— Ты назвал себя изгнанником, — сказал я, — хотя, по твоим же словам, жрецы тебя не изгоняли.
— Я сам себя изгнал. Я — уроженец Кемета, но южного Кемета. Я родился — впрочем, это не важно. Здесь, на севере, мой собственный народ считает меня иностранцем. Мы, люди Кемета, плохо относимся к иностранцам, ибо век за веком Девять Луков приносили нам только войну и грабежи.
Я сказал, что я стараюсь не принести им ничего.
— О, как раз отдельные личности могут быть хорошо расположены к нам, и даже полезны. Но в целом… — Сахусет поднял плечи и потом дал им упасть. — И вот нас покорила иностранная держава. Сатрап правит нами, милостиво, достаточно справедливо, и, по моему, лучше, чем большинство наших фараонов, но все равно, им все недовольны, а его соотечественниками — еще больше.
— И мной. Это то, что ты хочешь сказать?
— Да, помимо всего прочего. Что касается меня, сатрап нашел, что я ему полезен, и даже вознаградил за службу. Я стал "мудрым человеком Кемета". — Сахусет опять улыбнулся. — Как видишь, не только мы иногда находим, что иностранцы полезны. Я беру его золото. И за это меня ненавидят люди, которые готовы ради него ползать на животе и целовать его туфли, если потребуется.
И тут Мит-сер'у удивила меня, сказав: — Я — такая же изгнанница, как ты. Нет, как ты и Латро вместе.