— Операцию «Альберих» помните?
Конечно, я хорошо знал эту операцию: военные историки считали ее самой значительной по массовому разрушению и минированию.
— Так вот, — продолжал Шапошников, — разрушать и минировать в районе Харькова придется на гораздо большей площади, а пяти недель для работы гарантировать не могу. Действовать придется быстро.
29 сентября я выехал в Харьков вместе в небольшой группой специалистов. Задача была выполнена, несмотря на все тяжести, а 24 октября враг занял Харьков.
10 ноября нашей группе пришлось испить чащу горечи: разведка доставила в штаб Юго-Западного фронта копию приказа немецкого командования от 8 ноября 1941 года. В приказе сообщалось, что при наступлении "доблестных войск фюрера" на Харьков и в самом Харькове обнаружены в большом количестве русские инженерные мины и среда них — мины замедленного действия с часовым замыкателями и электрохимическими взрывателями. Неумелая установка и маскировка мин позволили опытным саперам рейха быстро их обнаружить и обезвредить".
В действительности, они ни одной неизвлекаемой мины замедленного действия не обезвредили и мины продолжали длительное время взрываться, но это было установлено только после освобождения Харькова в 1943 году.
Копию названного приказа в переводе на русский язык мне доставили с сопроводительной запиской, написанной незнакомым, но энергичным почерком: "Эти легко обнаруживаемые и обезвреживаемые мины устанавливались под руководством полковника И.Г. Старинова".
Не успел я дать объяснения. Военному Совету фронта, где указать на моменты, явно свидетельствующие, что приказ фашистского командования — фальшивка, как пришло новее известие: немецкие саперы извлекли из полуподвала дома № 17 на улице Дзержинского в Харькове особенно сложную мину и теперь в доме расположился начальник гарнизона генерал-лейтенант Георг фон Браун.
Нервы мои были напряжены, двое суток прожил так, словно сам находился на неизвлекаемой мине. 13 ноября Н.С. Хрущев дал указание произвести взрыв радиомин в Харькове и 14-го ноября мы его выполнили, послав рано утром радиосигналы с Воронежской радиостанции. Днем 14 ноября посланный на разведку самолет, сфотографировал интересующие военный Совет районы Харькова. Снимки подтвердили, что часть радиомин взорвались с большим эффектом. К сожалению, район улицы Дзержинского в объектив фотоаппарата не попал и результат взрыва особняка Хрущева я увидел только после освобождения Харькова, в августе 1943 года, а о результатах операции «Западня» я узнал только после окончания войны, но я уже не был в инженерных войсках. Больше того, после войны я увидел в Харьковском музее фотоснимки разрушений ряда объектов, в том числе особняка Хрущева, штаба Украинского военного округа, якобы разрушенных партизанами-подпольщиками. Эта фальсификация была проделана бывшим секретарем Харьковского обкома партии А.А. Епишевым. Правда была восстановлена только 6 февраля 1963 года, после публикации статьи Овидия Горчакова в «Известиях». А через пару лет об операции «Западня» был создан фильм "История одной идеи". Он неоднократно показывался по телевизору.
В июне 1943 года меня вызвал Хрущев и показал письмо начальника инженерных войск Назарова, в котором писалось, что при наступлении немцев на Ростов, враг легко преодолел оборонительные рубежи на дальних подступах. Минные заграждения производились под руководством полковника Старинова. Никита Сергеевич спросил меня, что я могу сказать по этому письму. Меня оно возмутило, но не обескуражило. Я ответил:
— Действительно, я участвовал в январе-феврале 1942 года в устройстве этих заграждений совместно с майором Журиным, начальником инженерных войск 56-й армии. У нас было очень мало противотанковых и противопехотных мин. Я организовал их производство в Ростове, Новочеркасске и Акае. Работы по минным заграждениям мы закончили в начале марта, и я убыл в Москву. В связи с таянием снега мины оказались на поверхности и саперы 56-й армии под руководством майора Журина проделали огромную работу по маскировке установленных мин. Это, наверное, заметили немцы. Когда началось наступление на Ростов, минными заграждениями занимался майор Журин, а я к ним никакого отношения не имел. Больше того, командующий 56-й армией генерал Цыганов, при встрече с ним в 1942 году отметил исключительно важное значение "Ледовых походов" через замерзающий Таганрогский залив. Это организованные нашей группой ледовые походы, способствовали тому, что немцы не вторглись зимой 1942 года на Кубань.
Хрущев внимательно выслушал меня, улыбнулся и сказал: