Но видимо, не следует загадывать такие вещи наперед. А если уж планируешь, если загоняешь все — от мороженого до поцелуя — в жесткий график, то предусмотри на всякий случай и возможные неувязки, отказы, запреты, заторы и аварии на транспорте и т. п. А Гриша не предусмотрел, не учел. И весь его прекрасный план не просто перекосило, а покорежило, и все полетело кувырком.
Первый перекос произошел на прямой, как чертежная линейка, дороге, не доходя метров ста пятидесяти до шлагбаума, там, где тополевую аллею гарнизонного парка пересекает под прямым углом кипарисовая. Гриша так глубоко задумался над заключительным этапом своего замечательного сегодняшнего плана, что, когда его окликнули: «Товарищ Яранцев», он как-то не сразу сообразил, что это относится к нему.
— Товарищ Яранцев!
Кому это он срочно понадобился? Яранцев обернулся. У пересечения аллей стоял сам командир, подполковник Климашин. В левой руке подполковника был небольшой букетик каких-то желтых здешних цветов, в правой — фуражка. Должно быть, подполковник прогуливался, у него сегодня тоже вроде выходной, только когда это у командира бывают выходные?
Подполковник медленно, Яранцеву показалось, что чересчур медленно, надел фуражку.
— Кругом — марш! — скомандовал он.
«Все. Отменит увольнение, — ахнул Яранцев. — Как же я его не заметил!» Но времени для дальнейших ахов не было. Теперь надо было отдать честь командиру по всем правилам. Благо их Яранцев знает назубок и отработал на «отлично».
До командира осталось десять шагов, восемь, шесть — Яранцев повернул голову в сторону командира и вскинул правую руку к козырьку. Кажется, хорошо получилось — молодцевато и даже весело, хотя по сердцу скребут кошки.
— Стой! — скомандовал подполковник. — Кругом!
«Значит, в чем-то я ошибся, — с тоской подумал Гриша. — Сейчас он начнет меня распекать и гонять».
— Вольно! — разрешил подполковник и, направляясь к Яранцеву, снял фуражку. Она у него была новенькая и, наверное, чуть тесноватая.
— А я было подумал, что вы еще не научились отдавать честь, и потому не приветствовали меня. Но нет, вы, оказывается, умеете. Значит, просто не захотели.
— Виноват, задумался, товарищ подполковник.
— Возможно, что и так, — сказал подполковник. — Только это не снимает с вас вины. О чем бы вы ни задумывались...
— Я задумался о...
— А я вас не спрашиваю, о чем вы задумались, — прервал его подполковник и улыбнулся.
Гриша сразу повеселел: «Не накажет, простил».
— И вы, товарищ Яранцев, вовсе не обязаны отвечать на такой вопрос. Может, это ваша тайна, личный секрет.
— Да какой это секрет, товарищ подполковник. Я шел и думал о девушке.
— Ну раз о девушке, так тем более секрет.
— Какие там секреты, товарищ подполковник! Она пока еще даже не моя девушка. Она моя... ну как это вам сказать...
— Мечта, — подсказал подполковник.
— Совершенно верно — мечта.
— И она, нужно надеяться, достойна мечты, — не то спросил, не то просто сказал Климашин.
— Я надеюсь, — не очень уверенно ответил Яранцев, — хотя это нужно еще проверить, товарищ подполковник.
— Ну идите, Яранцев, проверяйте. И мой совет вам — не торопитесь с такой проверкой. И вообще не торопитесь — такие дела, как правило, за день или два не решаются.
— Спасибо, товарищ подполковник, учту.
— Воля ваша, тут я вам не начальник. Но вот это обязательно учтите, солдат, в другой раз нарушите уставные требования — взыщу, строго взыщу.
— Так точно, учту, товарищ подполковник.
— Ну идите, я вас больше не задерживаю. И хочу верить, что вы меня больше ничем не огорчите.
— Никогда! — горячо заверил подполковника Яранцев. Подполковник улыбнулся и зашагал по дороге. Улыбка Климашина показалась Яранцеву какой-то не очень веселой. С какой-то явной грустинкой была эта улыбка. «Ну да, он не очень-то поверил моему обещанию, — подумал Яранцев. — Что ж, может, он и прав. Он-то нашего брата знает. Все мы совершенно искренне обещаем и своим родным, и своим командирам, что никогда ничем их больше не огорчим, никогда не подведем и... против воли своей частенько огорчаем их и подводим. Ну разве я хотел сегодня огорчить командира? И разве я так хотел начать сегодняшний день? Да нет же! А вот, как говорится, попутал лукавый, и на тебе — перекос. Хоть бы на этом сегодня кончилось».
Но не нами это сказано: «Лиха беда — почин: есть дыра, будет и прореха».
Второй перекос произошел уже в городе. Анукин киоск был закрыт. Грише хотелось думать, что ненадолго. Перейдя улицу, он уселся на садовой скамейке у музея. Пятнадцать минут, двадцать, полчаса, час. Одна сигарета, две, четыре, а Ануки все нет. «Ну, погоди!» — рассердился Гриша и пошел в кафе. Из кафе, если сесть у окна, тоже хорошо виден киоск Ануки. Гриша заказал двести граммов мороженого, но оно показалось ему невкусным и даже не холодным. Прошло еще полчаса, а рыжей все нет.