— Ну как вы жили все это время, Алексей Петрович?
— По-разному, Зинаида Николаевна. С переменным успехом. После того как отвоевался, пошел в науку. Точнее, вернулся, потому что в молодости отдал ей несколько трудных и светлых лет. Ну вот и тружусь по сей день. Правда, без особых успехов.
— Шутите, Алексей Петрович. Вы — и без успеха? В газете сказано, что вы профессор, доктор исторических наук.
— Сказано. Но сам я чувствую себя еще первокурсником, хотя уже три года на пенсии. Ох, эта пенсия. Она и вытолкала меня из столицы сюда, на юг, в этот вечнозеленый рай.
— Скучаете?
— Скучал бы, да работа не позволяет. И потом семья.
— Большая? — почти шепотом спросила она.
— Пока не очень, но ждем прибавления.
Она удивленно посмотрела на него, и Алексей Петрович, рассмеявшись, пояснил:
— Живу я здесь в семье моих друзей. Мне так повезло с обменом московской квартиры, что я оказался у них за стеной. («Стена, стена», — с тоской подумала Зинаида Николаевна, — и тогда была стена».) Это уже само по себе хорошо — когда за стеной друзья, это здорово. (И: это уже было. Это дядя Максим сказал тогда: «Когда за стеной живая душа — не так сумно».)
— Друзья, значит, — сказала Зинаида Николаевна. Сказала, чтобы не молчать. Молчание словно душило ее. А может, не молчание, а подступившие к горлу слезы.
— Да, друзья, — подтвердил Алексей Петрович. — Со старшим поколением — с Аркадием Кирилловичем и Руфиной Евсеевной я подружился еще в сорок четвертом, в партизанской бригаде имени Ленина. Аркадий Кириллович был там хирургом, а Руфина Евсеевна радисткой. А дочь их уже потом появилась на свет, после войны, зовут ее Верой Аркадьевной, она педагог, и муж ее Игорь Савельевич — тоже педагог, а их дочку зовут Шурочкой. Она вольнослушательница детского сада. И недельки через три появится у нашей Шурочки братец или сестричка. Точнее пока сказать нельзя. Но если братец, его нарекут моим именем — Алексеем, а если девочка, и ее не обидим — артель у нас дружная (после этих слов Зинаида Николаевна и подумала: «Вот так и уйду, потому что не нужна ему»).
Ей не хотелось слушать, как он все это говорит. Не потому, что она завидовала, а потому, что... Она вздохнула и решилась, прервала Алексея Петровича.
— Ну, а работа ваша как?
— Работаю, — сказал он. — Затеял я тут одну, как будто интересную книжицу, но боюсь, что не успею. Ухожу я, Зинаида Николаевна. На больших скоростях ухожу.
— Нет! — крикнула она и, поняв, как неуместен этот крик в чужом доме, сказала совсем тихо: — Нет!
— Один раз вы уже сказали «нет» моей смерти, Зинаида Николаевна. Я помню. И тогда она отступила. А сейчас, думаю, не отступит. Ее время пришло. Ну да что мы все обо мне да обо мне. Расскажите, как вы? Муж с войны вернулся?
— Вернулся, только ненадолго.
— Что же случилось?
Она могла сказать: «Выгнала», могла сказать: «Ушла от него». Или что-нибудь еще, не ущемляющее ее женской гордости. Но она не хотела лгать Алексею Петровичу.
— Ушел Сергей, — сказала она, — наговорили ему про меня милые люди...
— Какая нелепость!
Она покачала головой:
— Я ни разу не пожалела, что мы с ним разошлись.
— Значит, не любили.
— Про Сергея не скажу, может, в первое время он и вправду любил, а я... Одно время думала, что люблю. Уверена была, что люблю. Пока не узнала, что есть на свете другая, настоящая любовь...
Он знал, о какой любви она говорит, и, опустив голову, тихо спросил:
— Ну, а потом?
— Многое было потом, Алексей Петрович. Всего не упомнишь, обо всем не расскажешь. Когда нас развели, я за неделю продала отцовский дом и барахлишко, какое в нем было, взяла девочек и уехала на Волгу. Там до сих пор и живу. Словом, сразу все оборвала, одним махом, чтобы уже ни о чем не вспоминать, ни о чем не жалеть.
— То-то мне ответили: «Выбыла, неизвестно куда».
— Вы разве приезжали?
— Нет. Я писал.
— А обещали приехать... через неделю после победы обещали приехать. И даже часы в залог оставили, помните?
— Как же, конечно, помню.
— А часы я сберегла, Алексей Петрович.
— Спасибо. Я знал, что сбережете. И можете мне поверить — я не забыл ни о своем обещании, ни о залоге. Но я действительно далеко тогда уехал. И вернулся я на Родину не через неделю после победы, а через полтора года, уже в сорок седьмом. Но я вас искал... Я и в газете как-то про вас написал, и по радио говорил, и в одной небольшой книжице упомянул о нашей совместной работе. Как жаль, что не дошло все это до вас. Если бы я знал, что вы уехали на Волгу, я бы...
— Да, уехала, — перебила она Алексея Петровича, потому что не хотела выслушивать его сожалений. — Уехала и стала работать, растить дочерей. Ну, а потом сына родила, Гришу.