Так с некоторой неприязнью думал Сергей о Макарове, шагая рядом с ним по узкой горной дорожке.
— Устал я дьявольски, — пожаловался Макаров. — Пятые сутки по горам мотаюсь. Мне, правда, еще вчера разрешили вернуться в редакцию. Но я решил сперва ваших ребят повидать, хочу написать о них.
— А я как раз относил материал о наших отличниках в световую газету, — сказал Сергей и подумал о газетчике с невольным уважением: «А он, видать, работяга... Дело свое любит».
— Это ничего. У световой газеты свой масштаб, у нашей — свой. И, кроме того, мне это не только для газеты. Я, видишь ли, Бражников, книгу хочу написать о рядовых нашей армии, ну, вот собираю материал, делаю записи, зарисовки с натуры. И мне, понимаешь, все сейчас интересно. Все боюсь что-нибудь пропустить важное, что-нибудь значительное не заметить. Вот и мотаюсь по округу как угорелый, с одного края на другой. — Макаров вздохнул о чем-то своем и как-то очень славно, доверчиво улыбнулся Сергею. — Хочешь, я тебе одну зарисовку прочитаю? Вчера сделал. Мне интересно знать твое мнение.
— Пожалуйста, — вполне искренне сказал Сергей.
— Давай присядем, — предложил Макаров, и Сергей заметил, что газетчик по-настоящему волнуется.
Они сели на замшелый камень, Макаров достал из сумки толстую тетрадь в крепком книжном переплете и, явно смущаясь и робея, чем очень расположил к себе Бражникова, сказал:
— Я знаю, ты не очень одобряешь мою писанину, но это, по-моему, должно тебе понравиться. Вот слушай:
«Ранним утром взбираемся на одну из горных вершин. Ее высота что-то около двух тысяч метров. Мне кажется, что я уже забыл, как выглядит ясное небо. Ни одного просвета в облаках. Они тут повсюду: и над нами, и под нами, и вокруг нас. Кажется, такое называют многоярусной облачностью. А по-моему, это больше похоже на гигантский слоеный пирог, начиненный скалами, деревьями, глыбами пористого выветренного камня, а сейчас, как мы предполагаем, и людьми и машинами.
Так оно и есть. Огибаем щербатый выступ мокрой скалы и видим под деревьями бронетранспортер, а чуть поодаль — людей. Увидев нас, они поднялись, статные, все как на подбор, молодцы в маскировочных костюмах, в крылатых плащ-накидках. Красивые ребята! На таких всегда заглядываются девушки.
Познакомились. Оказалось — это разведчики. Молодой офицер разъяснил нам обстановку: разведчики, как им и положено, движутся впереди своей части, основные силы которой должны вот-вот подойти. Отсюда будет нанесен удар по перевалу — это близко, километра два, не больше, — там сейчас оборона «противника».
— Наши, конечно, овладеют перевалом, — уверенно сказал офицер, — а мы пойдем дальше — вести разведку отходящего «противника». Ну, а сейчас отдыхаем.
Я решил воспользоваться этим недолгим отдыхом разведчиков для более близкого знакомства с ними. Рядом со мной сидел на пне рослый солдат с мужественным, бронзовым от загара лицом. Он еще раньше представился нам — рядовой Владимир Федосеев. Оружие свое — ручной пулемет — Федосеев бережно прикрыл от дождя полой плащ-накидки.
— Мы вам помешали? — спросил я Федосеева. — Вы тут, кажется, о чем-то беседовали.
— Да, обсуждали один вопрос.
— Какой, если не секрет?
— Да нет, дело не секретное. Я тут одному другу... Вот это, извините, секрет... Так я ему мозги маленько по-дружески вправлял. Ему все, видите ли, кажется, что мы тут шутки шутим или, еще того хуже, по-ребячьи в войну играем. А я ему говорю — нет, друг, мы дело делаем, большое, государственное, Родину охраняем. Народ нам все для этого дает: и одежду, и пищу, и технику. Самую лучшую в мире технику. А ведь это немалого труда стоит, и денег немалых. Вот я и говорю этому другу: ты подумай, дорогой, во сколько ты каждодневно обходишься трудящимся. Так что прохлаждаться не смей, чтобы и мысли об этом у тебя не было в голове.
— Вы, должно быть, агитатор? — спросил я Федосеева.
— Никак нет.
— Комсомолец?
— Он у нас беспартийный большевик. Вполне сознательный, — наперебой заговорили разведчики. — Вы напишите о нем в газету. Он достойный.
Эта мысль мне и самому пришла на ум. Правда, здесь о каждом можно написать — и стихами и прозой. Но Федосеев мне чем-то особенно понравился. И даже то понравилось мне, как он возразил товарищам:
— Придумали! Почему это про меня надо писать? Я еще ничего такого не сделал, а есть солдаты, которые...