— Замечательно, что я вас встретил, товарищи, — сказал Аникин и, взяв по-солдатски ногу, зашагал рядом с патрулем. — Сейчас в райкоме интересный разговор был с местными комсомольцами. Они хорошее дело задумали — встречу бригад коммунистического труда с воинами гарнизона. И тему они предложили интересную — «Жить, работать и учиться по-коммунистически». Вот я и хочу, чтобы вы обдумали все, как следует, чтобы хорошо подготовились. Есть ведь о чем поговорить. По-моему, должен получиться яркий, содержательный разговор. А вы как считаете, товарищи? Получится?
Патрульные промолчали.
— Так что готовьтесь, — продолжал увлеченный своей мыслью Аникин. — А когда что надумаете хорошее приходите ко мне, обсудим. Ладно?
Только сейчас Аникин обратил внимание на то, что патрульные молчат.
— А вы почему?.. Ах да! Ведь патрульным запрещается вести неслужебные разговоры! Нечего сказать: хорош замполит в роли нарушителя уставного порядка.
Лейтенант Громов считает себя ревностным служистом. Уставы, по его мнению, надо выполнять от буквы до буквы. Но сейчас он смущен не менее Аникина. Это точно — запрещается. В уставе так и сказано, что личному составу патруля во время несения службы запрещается вступать в посторонние разговоры». Но разве подполковник посторонний нам человек? И для солдат он не посторонний, и для меня тем более. Он столько внимания мне уделяет и так помог мне в трудные дни. Какой же он посторонний? И разве разговор его с нами — посторонний разговор? Да нет, конечно. Устав есть устав, но нельзя же все предусмотреть в уставе. Самому надо решать».
И лейтенант Громов решил:
— Мы обязательно подумаем об этом, товарищ подполковник. Солдаты любят такие встречи, для них это всегда праздник.
— Верно, — заметил подполковник. — Такая встреча должна быть праздничной. А иначе какая ей цена!
— А у нас завтра свой, взводный праздник. День рождения товарища Бражникова отмечаем, — неожиданно сказал Громов. Ему хотелось хоть чем-нибудь обрадовать замполита, хоть чем-нибудь отблагодарить его за доброе внимание. «А это ему будет приятно, я знаю», — подумал Геннадий. И, конечно, правильно подумал. Аникина искренне обрадовали бы эти слова, скажи их кто другой. «Но лейтенант Громов? Что это? От души у него идет? Так у них с Бражниковым не такие отношения. Или...». Тут есть над чем задуматься замполиту. Лейтенант Громов крепкий орешек. Аникину пришлось немало повозиться с ним, и, главное, без всякой надежды на скорый успех. Казалось, нелегкое это дело — повернуть лейтенанта Громова к людям. «А вот гляди, какой-то поворот уже наметился. Ну что ж, очень хорошо. Хочется верить, что это у лейтенанта от души...»
Аникин живо повернулся к Сергею:
— Сколько же вам, товарищ Бражников?
— Пока еще девятнадцать, а завтра все двадцать будут.
— Чудесный возраст! Ну что ж, разрешите мне вас заранее поздравить. А что вам пожелать, право не знаю. По-моему, в двадцать лет у человека все есть. Знаете что — живите до ста. Согласны?
— Я и на двести лет согласен, товарищ подполковник. Мне лично очень нравится жить. Хорошее это дело.
Аникин рассмеялся:
— Выходит, у нас одинаковые вкусы, товарищ Бражников. Мне тоже чертовски нравится жить. Очень нравится.
Крепко пожимая руку Сергею, Аникин на мгновение задумался.
— И еще хочу пожелать тебе, солдат, чтобы ты не знал войны. Мирной жизни желаю вам, товарищ Бражников. Мирной, но не безмятежной. Я слышал, вы в партию собираетесь вступать. Так учтите: для коммуниста жизнь — всегда бой.
Аникин отпустил руку Сергея и повернулся к Громову:
— Помните, лейтенант, это дедушка ваш сказал. Я, знаете, восхищаюсь вашим дедом. Вот это человек! Кажется, что ему: ушел в отставку, на заслуженный покой... Так нет — действует, трудится. Беспокойный старик. Даже завидно.