То, чему нас учили в школе о потерянных германских владениях, совпадало в основном с тем, что мы слышали дома: неслыханный позор, что урезано жизненное пространство Германии!
Конечно, в нашем классе находились и такие мальчики, родители которых думали иначе, и дети проговаривались об этом иной раз на большой перемене. Они говорили о Лиге Наций, о мире и взаимопонимании, но мне казалось тогда, что это не мужское дело.
Гораздо достойнее мужчины было дружить со старшей дочерью нашего историка, который преподавал нам и латынь. Я познакомился с нею, когда пришел домой к ее отцу, срезавшись на контрольной по латыни. Девочка мне очень понравилась. Я часто потом заходил за ней в лицей, угощал мороженым в кондитерской или ходил с ней в кинотеатр для школьников. Мы вместе смеялись над Патом и Паташоном, умилялись Джекки Куганом в фильме «Малыш», смеялись до слез на картинах с Чарли Чаплином, но после фильма «Битва под Лейтеном»{6} наши души слились в едином порыве. Я чуть-чуть не поцеловал ее – удержался только из уважения к ее отцу.
В союзе молодежи
Мой отец никогда не ездил отдыхать с семьей, это стоило больших денег. Во время отпуска он наводил порядок в саду и навещал поочередно всех наших родичей, рассеянных по Берлину. Но если мне хотелось на каникулы пойти в поход с Германским национальным союзом молодежи, я всегда получал от отца сколько требовалось на расходы, а от матери – еще порядочную толику карманных денег. Иной раз и «кронпринц» добавлял что-нибудь на «экипировку». И когда по возвращении мы, загорелые от солнца, садились за парты, между нами начинался обмен впечатлениями от каникул. Чаще всего мои одноклассники ездили с родителями в Цин-Новиц, Герингсдорф, на Амрум или Сильт. А мы, «организованная молодежь», притянув ремнями к ранцу одеяла и палатки, исходили за лето Гарц либо Шварцвальд вдоль я поперек, обрыскали замки на Заале и Рейне, разбивали лагерь у мекленбургских или восточнопрусских озер, а иногда совершали «дальнее» путешествие: в Богемию, Тироль, на Вогезы, в Данию или Финляндию. В походе мы сами стряпали, ели из котелка, превосходно высыпались в наших палатках, ночью стояли по очереди на часах и весь путь прошли пешком, не считая дороги до исходного пункта экскурсии – туда и обратно нас доставлял поезд.
Мы знакомились с природой нашей родины, и в этом было немало романтики. Мы ни за что на свете не поменялись бы с теми, кто все лето под крылышком родителей клевал носом в шезлонге на пляже.
Молодежных отрядов было достаточно. Я было увлекся бойскаутами, предназначавшимися для колоний, и хотел со временем отправиться в прежние колонии и стать плантатором.
Многие из нас рвались в Америку, воображая, что там легко сделаться миллионером.
Из моих планов эмиграции ничего не получилось: семейный совет решил в пользу Германского национального союза молодежи, который возглавлял вице-адмирал фон Трота. Среди командиров отрядов было много бывших офицеров, но иногда и старшеклассники из последнего или предпоследнего класса. На военных играх в Груневальде, где мы, как на маневрах, разделялись на «синих» и «красных», иногда присутствовали в качестве советников офицеры рейхсвера, которые были либо приятелями наших командиров отрядов, либо сами вышли из рядов Германского национального союза молодежи и стали кандидатами в офицеры.
Мы штурмовали высоты, обороняли могильные памятники, высылали разведку против «неприятеля», брали пленных. С помощью деревянных трещоток мы имитировали треск пулеметов. Судьи объявляли плохо замаскировавшихся или неправильно действующих участников игры «убитыми», а в заключение делался анализ маневров и его превосходительство вице-адмирал фон Трота объяснял нам, что так нельзя выиграть ни одну войну, из чего следовало, что нам нужно еще долго учиться и, между прочим, рекомендуется внимательно читать «Военный журнал», где под рубрикой «Неправильно» и «Правильно» давались необходимые указания.
Сами того не сознавая, мы тоже подпали под влияние легенды о «ноже в спину»{7}. Хоть нам и свойственна была юношеская любознательность и мы всегда обо всем расспрашивали и настойчиво добивались ответа, если какое-то утверждение не внушало нам доверия, нам ни разу не пришло на ум выяснить, почему же его превосходительство и его присные вопреки их громогласным заявлениям о своем военном превосходстве проиграли войну.
На вечерах в нашем клубе чаще всего пели и рассказывали. Мы слушали затаив дыхание, когда речь заходила о бойцах добровольческих корпусов, которые штурмовали Аннанберг в Верхней Силезии и участвовали в походе на большевиков под Ригой и Киевом. Точно так же, как дома, за ужином, или в школе, на уроке истории, мы и здесь толковали о Версальском договоре, о потерянных колониях и об отнятых территориях, о необходимом для немцев «жизненном пространстве» и о будущем.
Мы пели такие ландскнехтовские и солдатские песни, как «Далеко под Седаном», «Полночный лес в Аргоннах», «Голубые драгуны» или «Гарцует длинной вереницей на конях гордый полк» с заключительной строкой: «… мы кайзерова конница».
Конечно, у нас были и свои «шмутки»: короткие штаны из коричневой кожи и зеленые рубашки; у нас был свой отличительный знак – звезда с черно-бело-красным кружком в центре ее.
В один прекрасный день монархически настроенный Германский национальный союз молодежи переименовали в Великогерманский союз молодежи. От этого упреждающего события культа великодержавности до позднейшего присоединения к гитлеровской молодежной организации «Гитлерюгенд» оставался только шаг.
Неподалеку от нас в большой вилле жил генерал-директор Флик, глава крупнейшего концерна. Господину Флику спалось спокойнее, когда в саду его караулил человек с пистолетом и двумя натасканными овчарками. Собак звали Люкс и Хорст. Человека звали Карл Эрнст. До этого он много лет служил в кавалерии.
У папаши Эрнста было два сына. Старший, по имени Карл, как и отец, стал потом группенфюрером штурмовых отрядов в Берлине, а младший, Густав, был членом Великогерманского союза молодежи и одним из моих приятелей. Я часто у него бывал, и, когда нам дозволялось войти в комнату его брата, вид ее оставлял незабываемое впечатление. В этой комнате на шкафу лежал стальной шлем с большой свастикой. На стенах висели сабли, штыки и старые пистолеты, а кроме того, черный вымпел с черепом и уйма фотографий разных военных. Здесь я впервые услышал подробные рассказы об Адольфе Гитлере, Германе Геринге и Эрнсте Реме, о марше на Фельдгерреналлее в Мюнхене, о побоищах в залах пивной «Хофброй» и о грядущей «революции». Всеми штурмовыми отрядами Германии командовал капитан в отставке Рем, и, по мнению Карла Эрнста, он должен был стать наряду с Гитлером одним из восходящих деятелей нового правительства.