Бывали дни, когда у меня почти не оставалось времени для обычной работы, в которую входило и реферирование газет. Об «отрицательных» статьях полагалось рапортовать в Бонн.
Таких журналистов мы «брали на мушку». Каждый офицер по связи с прессой начинал с того, что заходил к ним в редакцию, пытался переубедить в беседе, воздействовать увещанием. Если это не помогало, их «замораживали». Когда происходило что-нибудь интересное, мы ставили об этом в известность все редакции, и только «отрицательные» не получали-"по недосмотру" – извещения. Большинство всегда сами начинали давать желательную для бундесвера информацию.
Другим средством воздействия были приглашения по совсем особому поводу. Немало было журналистов, которые весьма охотно соглашались слетать в Париж, получая изрядные командировочные и живя на полном и роскошном содержании у бундесвера, чтобы посмотреть главный штаб НАТО в Центральной Европе, а заодно ознакомиться с некоторыми другими, гораздо более соблазнительными достопримечательностями столицы Франции. И едва ли нашелся хоть один столь «отрицательный» журналист, которому удалось устоять.
Не раз вызывали нападки огромные затраты на бундесвер, о которых только немногие имели ясное представление. Один журналист предложил мне такой тест:
– Спросите ваших солдат, сколько миллионов содержится в миллиарде, и вы удивитесь.
Итог опроса меня и в самом деле поразил. На вопрос ответила правильно только горсточка солдат, я и сам ловил себя на том, насколько грандиознее выглядит в моем представлении почти десятимиллиардный бюджет бундесвера на 1958 год, когда я сознаю, что это целых десять тысяч миллионов марок.
Мне вспомнились бесконечные дебаты в комиссии по делам строительства в Гамбурге, когда надо было утвердить расход – смехотворную сумму в одну-две тысячи марок на туалет в какой-то школе или на перестройку одной больницы. Однако я отбросил это напрашивавшееся сравнение, вспомнив, что в некой листовке, агитировавшей против ремилитаризации, мне на глаза попалось подобное же противопоставление. Когда я встретил журналиста, предложившего мне тест на тему о миллионе, я попытался объяснить ему, почему необходимы расходы на вооружение. Но он мне ответил:
– По-моему, вы обходитесь нам слишком дорого, если сопоставить с этим расходы на другие, более необходимые вещи. Например, обучение пилота реактивного истребителя стоит около миллиона марок. К сожалению, очень дорого, если мы сравним это, скажем, с расходом на обучение студента-медика. Один учится летать, другой– лечить больных. Однако будущий врач должен сам платить за обучение.
– По ту сторону, в Восточной зоне, тоже есть армия. Прикажете нам это терпеть?
– Надо бы сперва разобраться, кто раньше начал. Позвольте вам напомнить, что у нас уже было ведомство Бланка с господином фон Манштейном в качестве консультанта, когда у них было только одно подразделение полиции. Но пусть об этом спорят другие. Пожалуйста, не воображайте, что я замаскированный коммунист, Я же не могу не думать о том, какую уйму домов мы построили бы за эти денежки. А мы делаем ракеты и бомбы, чтобы использовать их там, где что-то еще уцелело.
– Никто этого не желает, напротив, мы хотим спасти мир от разрушения.
– Ладно, ладно, знакомая песня! Вам лично я готов даже поверить. Но откройте мне, пожалуйста, зачем в бундесвере такое количество штатных офицеров? На тысячу девятьсот солдат приходится один генерал, на сорок семь подчиненных – один офицер штаба. Бюджет на 1957 год предусматривает двадцать шесть тысяч офицеров. Значит, у нас на каждые девять солдат будет по офицеру. Разве это не безумие?
– Тут что-то не так.
– Не так, господин капитан. Погодите, у меня вот тут записано! Вы можете найти эти цифры в «Боннер корреспонденц» от 4 января 1957 года. Я ведь это не с потолка взял.
– И все же мне кажется, что число их несколько преувеличено, я проверю.
– Вам нужно больше читать, вы ведь офицер по связи с прессой, больше читать и сопоставлять. Но вы, помнится, служили в рейхсвере?
– Служил, а это при чем?
– За время своей многолетней службы в рейхсвере вы прошли курсы обучения для унтер-офицеров и для кандидатов в офицеры, верно?
– Да, вы и в этом не ошиблись.
– Видите, вот вам и аналогия! В то время сто тысяч человек получило квалификацию как резерв командного состава для будущей армии великого германского рейха; а теперь бундесвер сразу же принимает вас, потому что вас, вермахтовцев, много. Вы и есть костяк армии.
Я отнесся к этому журналисту как к заядлому злопыхателю, однако не мог с ним кое в чем не согласиться. Его рассуждения, безусловно, не лишены были логики, но крайне неудобны, если вы не в состоянии ответить на них сколько-нибудь вразумительно.
Я попытался сделать это, переведя спор совсем в другую плоскость:
– Дух нашего бундесвера совершенно отличается от духа прежних армий. Нельзя сравнивать бундесвер с рейхсвером или вермахтом.
– Господин Винцер, я сам был солдатом и знаю, что к чему. По сравнению с рейхсвером и вермахтом бундесвер, по крайней мере организационно, покамест совершеннейший кабак. Так что вы по-своему правы, когда не хотите их сравнивать. А я говорю вам: этот бундесвер станет – и, к сожалению, наверняка станет – внедрять старый дух в армии, если мы все не будем начеку.
Я возразил:
– Зачем же вам трудиться попусту? Он бросил на меня яростный взгляд.
– Один только пример, господин капитан. Знаете ли вы, что в прошлом году в Иллере утонули пятнадцать новобранцев?
– Да, к сожалению. Несчастный случай, крайне прискорбное происшествие.
– Нет, это не было несчастным случаем, это было чистейшим безобразием. Слушайте внимательно, я расскажу вам одну занятную историю! Мы стояли тогда под Смоленском и должны были взять высоту, на которой находился наблюдательный пункт русских. Нашему лейтенанту хотелось во что бы то ни стало нацепить на себя Рыцарский крест. Командир полка дал ему приказ вести наступление с двух сторон и брать высоту только после длительной артиллерийской подготовки. Лейтенант решил взять ее приступом. Дело, конечно, сорвалось. Тогда-то я и лишился левой руки.
– Такие истории случались часто, особенно с неопытными молодыми офицерами. Но какая здесь связь с несчастным случаем на Иллере?
– Я еще не кончил. Итак, я лишился руки и взамен ее получил Железный крест; лейтенанту же Рыцарский крест не понадобился – он погиб. А теперь я спрошу в свою очередь: если бы я отказался идти на штурм высоты, что бы со мной было?