Профессия военного – вот достойная усилий и почетная цель, думал я, и мне хотелось как можно скорее ее достигнуть, тем более что таким способом я избавлюсь от школы. В то время солдатом можно было стать, только завербовавшись не меньше чем на двенадцать лет службы в рейхсвере.
Итак, я подал заявление с просьбой зачислить меня в армию.
Я «подтягиваюсь»
Вызов на медицинский осмотр, а затем и на проверку физического и умственного развития не заставил себя долго ждать. Он был напечатан на типографском бланке, как и полученное позднее вермахтовское медицинское заключение о годности.
Часовой у казармы караульного полка в Моабите, куда мне было назначено прийти, встретил мое появление презрительной усмешкой:
– Что ж, молокосос, желаю успеха, да только смотри держись, у нас таких, как ты, хватает! Конкуренция нынче большая: примут только десять человек.
Когда я увидел, как много набралось народу, то решил, что шансов у меня нет. Тут были и настоящие великаны, за спиной которых меня просто не было видно, когда мы выстроились в шеренгу по четверо в ряд. Я бы тут же удрал, мне очень этого хотелось. Но перед нами выступил с речью офицер.
– Господа! – Он употребил именно это обращение. – Вы хотите служить в рейхсвере. Мы вас не звали и примем не всех. Рейхсвер был и будет армией избранных, ясно? Тот, кто рассчитывает просто служить у нас за деньги да при этом лодырничать, находится в трагическом заблуждении, пусть лучше сразу уйдет, пока не выгнали. Нам нужны настоящие мужчины, которые всей душой хотят стать солдатами, ясно?
Эти слова на многих из нас, кандидатов в рейхсвер" подействовали как холодный душ. Но никто не отступил.
– Хлюпики и маменькины сынки нам не нужны. Генерал-полковник фон Сект создал стотысячную армию из союзов фронтовиков, добровольческих корпусов и добровольцев; у него служат фронтовые офицеры и фронтовые солдаты, а не всякая размазня. Тон здесь суровый, но искренний. Кого это не устраивает, может не ходить на осмотр к врачу, ясно?
Кое-кто из нас призадумался, но никто не заявил, что отказывается. Для меня же все сказанное звучало, как боевая труба, я словно вырос на несколько сантиметров.
– Рейхсвер аполитичен, и ему нет дела до склок между партиями. Он создан для защиты республики от внутренних и внешних врагов и не раз это доказывал. Врагам государства у нас не место. Поэтому мы не потерпим в наших рядах коммунистов. И нацистов, конечно, тоже. Тот, кто думает, что в рейхсвере дозволено заниматься политикой, может сейчас же убираться. Рейхсвер аполитичен, ясно?
Среди нас не нашлось такого дурака, который объявил бы о своих связях с коммунистами или национал-социалистами. Мы стояли на месте и ждали продолжения. И оно последовало.
– Я уверен, господа, что между вами есть и наци, и коммунисты. Наци приходят к нам сами, коммунистов засылают. Но заметьте: тот, кто будет заниматься пропагандой, будет наказан за разложение вооруженных сил и вылетит, понятно?
Затем в поучение нам был приведен весьма своеобразный наглядный пример. Лейтенант приказал унтер-офицеру встать перед строем новобранцев, исполненных надежд и ожиданий.
– Унтер-офицер Фогель, покажите этим молодым людям ваши часы.
Смущенно ухмыляясь, унтер-офицер вынул из кармана золотые часы и поднял их вверх.
– Такие часы, господа, – разъяснил нам лейтенант, – можете заслужить и вы. И знаете, каким способом?
Приказ министра рейхсвера генерала Тренера о награждении часами я уже читал в газете, но предпочел промолчать. Кое-кто из нас предположил, что это награда за меткую стрельбу, отличие за высокие спортивные показатели. Глубокое заблуждение!
– Эти часы – а они золотые – получит каждый, кто обнаружит коммуниста или наци, затесавшегося в наши ряды. Как видите, господа, мы не только воспитываем в правилах строгой дисциплины, но и проявляем щедрость.
Последние слова звучали несколько иронически. Мне было не совсем ясно, осуждает ли в душе лейтенант эту иудину плату за донос или ему хотелось бы, чтобы Гренер платил больше.
Зато вполне убедительными и достойными всяческого одобрения показались мне его слова об «аполитичности рейхсвера». Мне было восемнадцать лет, я страстно желал служить своему отечеству в качестве солдата и считал, что нигде нельзя осуществить это лучше, чем в армии, которая, будучи как бы беспартийной, соблюдает всеобщие интересы. Если бы кто-нибудь тогда попытался растолковать мне, что рейхсвер вопреки всей его «демократической» маскировке на самом деле способствует осуществлению широких политических планов меньшинства, которое располагало тогда всеми средствами власти в Германии, что рейхсвер готовит агрессивный реванш за поражение в первой мировой войне и стремится подавить подлинную демократизацию, я бы широко раскрыл глаза от изумления.