– Лучше ты сам что-нибудь выбери! Только Вагнера ты уже не найдешь. Я больше не могу слушать этот грохот. Слишком много вагнерианствуют последнее время.
Так мы снова коснулись больных вопросов, а у меня было совсем другое на уме, и я ждал подходящего момента.
– Послушай меня! А что, если мы на рождество обручились бы?
Рут взглянула на меня темными глазами и промолчала. Потом она опустила голову, покачала ею чуть заметно и сказала:
– Не делай нашу жизнь еще более тяжкой, Бруно! Ты знаешь, как я тебя люблю, но останемся просто добрыми друзьями! Я не хочу выходить замуж; в таких условиях – не могу!
– Я тебя не вполне понимаю, Рут… Что ты под этим подразумеваешь: «в таких условиях – не могу»?
– Послушай! Ты можешь мне возразить, что очень быстро стал унтер-офицером и, вероятно, скоро уже станешь офицером и займешь так называемое положение в обществе. Я рада за тебя, потому что знаю, как это тебя радует. Но я не выйду замуж за солдата, я не желаю быть «супругой капитана». Я не хочу оказаться в привилегированной среде, где никогда не буду себя хорошо чувствовать, понимаешь?
– Нам незачем считаться с окружающими. Ведь мы и сейчас так поступаем, девочка.
– Даже если бы было осуществимо все то, о чем ты говоришь, я не выйду замуж. Но это неосуществимо, я убедилась на примере моего отца. Тебе нельзя обособляться, иначе тебя ждут неприятности. И это совсем от тебя не зависит. Даже если бы ты ради меня снял военную форму, все равно я не согласна. Да, год назад я поселилась бы с тобой на чердаке, если бы ты повесил на гвоздь свой мундир. Но с тех пор времена окончательно изменились, и, по-моему, у наших отношений пет будущего.
– Господи, Рут, откуда такой пессимизм? Я никогда этого не замечал за тобой. Верно, ты всегда была весьма критически настроена. Ну ладно, мы с тобой обо всем поговорили. Но как это так: у нас с тобой нет будущего? Кто тебе внушает подобные бредни?
– Никто. Я самостоятельно все это поняла. Но многие мои знакомьте оценивают положение совершенно так же, как и я.
– Что это за люди? Наверное, какие-то экзальтированные художники с пышной гривой, те, что живут на карманные деньги, получаемые от родителей, решают мировые проблемы, в которых они ничего не понимают, и к тому же хотят исправить мир? Эту разновидность я слишком хорошо знаю – нытики и кляузники!
– Бруно, мне тоже знакомы эти курьезные типы. У нас их никто не принимает всерьез, потому что они разыгрывают театр для себя. Однако существуют и другие люди, серьезно размышляющие, уже повидавшие мир и но судящие легкомысленно. Я могу лишь повторить, что очень мрачно гляжу па будущее. При Гитлере ничего хорошего ждать нельзя. Сегодня, быть может, еще сносно, и завтра, и послезавтра. Но в конце концов все пойдет прахом. Я еще не знаю, что мне делать. Но пожалуйста, не говори со мной больше об обручении или свадьбе. Пожалуйста, прошу тебя, останемся друзьями! У нас еще столько времени! Быть может, когда-нибудь все сложится иначе. Быть может.
Я слишком хорошо знал Рут и понимал, что бессмысленно пытаться ее переубедить с помощью новых аргументов. Она была очень умной девушкой и более развитой, чем другие девушки ее возраста, она всегда была очень откровенной и благородной. В нашей дружбе ничего не изменится. Я это понимал, но был сильно разочарован. Господину унтер-офицеру дело представлялось более простым. В завершение нашего вечера мы трижды ставили нашу любимую популярную песенку: "В одном маленьком кафе… "
На следующий день, после обеда, я был приглашен на чашку кофе к моему школьному товарищу Клаусу Апелю; он пригласил также моего бывшего соседа по школьной скамье Вильгельма Дейча.
Сначала оба они слушали с большим интересом мой рассказ о военной службе; однако потом, после того как мы вспомнили по очереди всех наших учителей, Вильгельм Дейч спросил меня:
– Вот Клаус и его отец держатся того мнения, что нам надо уехать за границу. Для евреев, да и для всех, наступят тяжелые времена. Что ты думаешь по этому поводу?
– Что я могу сказать, Вильгельм! Ты еврей, а я национал-социалист. Тем не менее мы с тобой друзья. Все, что я узнал от знакомых, – это то, что евреев уволят из учреждений и снимут с ответственных, постов. Твой отец – купец, ты изучаешь медицину. Я не могу себе представить, что в этом случае может произойти.
– Тогда я тебе скажу, – возразил Клаус. – Вильгельма выгонят из университета, а предприятие его отца либо закроют, либо заберут. Им дадут в руки метлу, и они будут подметать улицы. Вот что произойдет!