Моя жена очень хорошо знала, что многое в бундесвере мне не по душе. Присутствуя при моих беседах с друзьями офицерами и нашими частыми гостями журналистами, она могла убедиться, что я не принадлежу к числу почитателей министра. Об этом же ей было известно из моих столкновений с начальством, возникавших, когда речь заходила о принципиальных вопросах. Но о том, что я уже несколько месяцев ношусь с мыслью бросить службу в бундесвере и перейти в ГДР, я ей ничего не говорил. Естественно, что мое решение ее испугало.
Ничего хорошего она до сих пор о «зоне» не слышала. И вот сейчас придется покинуть все, что стало ей близко и дорого, и двинуться вместе со мной навстречу неизвестному будущему. Я понимал, чем был вызван ее первый вопрос, которым она попыталась выразить свои опасения:
– Здесь у тебя хорошо оплачиваемая должность, ты занимаешь какое-то положение, здесь ты получишь со временем пенсию. А что будет там?
– Мне придется подыскать себе работу, а может быть даже, я займусь журналистикой.
– Значит, твоя военная карьера кончена. А обо мне и мальчике ты подумал?
– Конечно. Но ему всего один год, пока он станет самостоятельным, пройдет уйма времени. Но ты говоришь только о трудностях, которые ждут нас там. А что будет с вами здесь, если Штраус возьмет меня в оборот?
– Не так все это страшно, мне ведь он ничего не может сделать.
– Разумеется, вреда он тебе причинить не может. Но на какие средства вы с мальчиком будете жить, если меня посадят? По ту сторону границы я смогу о вас заботиться. Если же ты останешься здесь, все на тебя обрушатся, а в кармане у тебя не будет ни пфеннига.
– Пожалуйста, пойми меня правильно! Нельзя ли тебе поехать туда без нас и сперва там на месте оглядеться? Мы бы с Ули приехали потом.
– Я только что тебе сказал: у тебя не будет ни минуты покоя, ни гроша денег, ты будешь здесь одинока. Я ведь все это основательно продумал, еще до истории с магнитофонными лентами. Я уезжаю, и вы едете со мной. Я не оставлю вас здесь одних.
Много еще было разных «если» и «но», и наконец мне был задан последний вопрос:
– Как ты думаешь, можно там получить в ресторане чашку настоящего кофе?
Я не нашелся что ответить и вздохнул с облегчением, когда жена решилась наконец ехать со мной.
Теперь оставалось обсудить, что мы возьмем с собой. Наш багаж должен был выглядеть как можно невинней, чтобы не навлечь на нас осмотра. Место в багаже приберегалось и для кое-каких документов, с которыми я ни за что бы не расстался. Придумать, как их упрятать, было головоломкой не менее трудной, чем выполнить желание моей жены – такое понятное – наряду со всем необходимым для ребенка и предметами нашего обихода взять с собой побольше всего того, что было ей дорого как память, но что, едучи в отпуск, брать вроде бы незачем. В итоге набралась целая гора вещей, для нее понадобился бы не один, а два «фольксвагена». Пересмотрев свою кладь еще раз, мы наконец справились со своей задачей и остались, в общем, более или менее довольны. Даже мой сын, не пикнув, принял наше столь важное решение и завопил только тогда, когда мать от волнения уронила его и он шлепнулся на ковер. Впрочем, пострадала не самая благородная часть тела.
Теперь нужно было дождаться ночи, чтобы незаметно погрузить багаж в машину. Соседи знали, что мы не предполагали уезжать. Попадись мы им сейчас на глаза с такой объемистой кладью, кто-нибудь наверняка решил бы, что тут дело нечисто. Позднее, когда стемнело, мы бесшумно снесли с лестницы вниз наши чемоданы, сумки и свертки. Затем мы выкатили машину из поселка. И только когда она была за пределами нашего квартала, я стартовал.
Ночь была грозовая, с сильным ветром и ливнем. И все же надо было лететь без остановки вперед, чтобы еще затемно или хотя бы на рассвете пересечь границу. Нем черт не шутит: на контрольном пункте мог оказаться человек из военной контрразведки (МАД) или Ведомства по охране конституции, который встречался со мной как с офицером связи с прессой по поводу какого-нибудь бундесверовского мероприятия. А в темноте и в такую погоду и притом, что к утру все на контрольных пунктах уже устанут, у меня было больше шансов переехать границу, оставшись неузнанным.
Было еще немало других опасений. Министр мог послать за магнитофонными записями тотчас же, а не на другой день. Вполне вероятно, что мой телефонный разговор с доброжелателем из министерства подслушали и что этот разговор, носивший характер предостережения, не ускользнул от внимания бдительного сотрудника Ведомства по охране конституции. Следовательно, меня и магнитофонные записи станут искать и обнаружат, что я с женой, ребенком и машиной исчез из поселка, и сразу же будет объявлен розыск майора Винцера.