— Это правда. Ты будешь любима, Горация Уолдгрейв.
И с этими словами мужчина, державший ее за левую руку, бросился бежать к морю. Она могла лишь беспомощно смотреть, как он прыгнул в воду и поплыл куда-то вдаль, скрывшись за горизонтом.
— Он вернется? — спросила она.
Но тут, к ее ужасу, второй спутник тоже отстранился от нее и удалился быстрым шагом. Она осталась одна. Она вспомнила, что в другом сне тоже было так: широкая, полноводная река с быстрым течением — и чувство полного одиночества. Она испытала то же чувство ужаса и отчаяния, прежде чем скользнула в более глубокий и мирный сон.
А Джон Джозеф, заночевавший в замке в комнате сэра Джона Роджерса, в это мгновение застыл от ужаса: ему снилось, что в часовне, бывшей некогда Длинной Галереей, расхаживает шут Жиль. Во сне он слышал, как Жиль постукивает своим посохом и рыдает от бессильной злобы. И когда Джон Джозеф проснулся, он понял, что это не было сном: действительно в часовне кто-то был.
Он резко вскочил с постели, уверенный в том, что это проделки Джея. Но когда он прошел через Большой Зал, то ощутил в позвоночнике странное покалывание. Воздух так и дышал ужасом, и Джон Джозеф понял, что маленькому ребенку ни за что не выдержать такого напряжения.
Несмотря на это, он окликнул мальчика, подходя к Большой Лестнице. Никто не отвечал, в самом сердце замка повисло тягостное, глубокое молчание.
— Джей? — снова позвал он.
И тут рядом с ним миллион тихих голосов и миллион теней слились воедино.
— Жиль, черт тебя побери! — воскликнул Джон Джозеф, охваченный внезапной яростью. — Почему ты плачешь? Ты что, не можешь ничему порадоваться? Я завтра женюсь… уже сегодня. В Саттон снова вернется счастье. Что с тобой происходит?
На стенах бешено заплясали тени, когда хозяин саттонского замка подался вперед в поисках давно погибшего шута Жиля, который служил сэру Ричарду и умер от рака. Потом Джон Джозеф заметил что-то на стене. Он подошел ближе и увидел, что это маленькая, грубо написанная картина. На ней был изображен Иоанн Креститель со спутанными волосами, безумными глазами, наполовину нагой и погруженный до пояса в серо-зеленые воды реки. Рядом с ним стоял Христос, изображенный в нетрадиционной манере: черноволосый, черноглазый юный проповедник.
Но Джона Джозефа поразила вовсе не чересчур реалистичная манера художника. Нет, его внимание приковали к себе два пятна на картине, там, где облупилась краска. Джон Джозеф вспомнил, что произошло двенадцать лет назад. Он сидел в библиотеке замка и услышал голос, заговоривший с ним из темноты: «Ты знаешь легенду о портрете сэра Ричарда Уэстона?». Он ответил, что не знает, и тогда голос сказал: «Он висит в Длинной Галерее. На нем изображен Иоанн, крестящий Христа».
Сердце Джона Джозефа бешено заколотилось. Он оторвал кусок плитки от алтаря и набросился на полуистлевший холст. Краска отваливалась крупными сырыми хлопьями. За слоем краски Джон Джозеф различил черный фон. Он начал скрести сильнее, подняв канделябр высоко над головой. И вот наконец он увидел его — портрет человека в черном, с гривой седых волос, с широко расставленными глазами.
И тут, к своему ужасу, он заметил, что из этих глаз катятся слезы. Он потрогал портрет пальцем, лизнул его и ощутил вкус соли на языке.
— Господи! — воскликнул Джон Джозеф. — Господи! Что это?!
Он забился в угол, прижав, колени к подбородку и дико вытаращив глаза. Он пытался вспомнить продолжение того жуткого разговора, после которого смерть обернулась птицей, как и положено в сказках.
И он вспомнил: дата. 17 мая — это и есть тот день, когда плачет портрет сэра Ричарда Уэстона. По ужасному совпадению, Джон Джозеф выбрал для своей свадьбы с Горацией Уолдгрейв самый черный день в истории замка Саттон. Джон Джозеф привалился спиной к стене и зарыдал. Начинался день его свадьбы.
Джекдо проснулся внезапно, как только первый луч солнца коснулся серых лондонских небес. Сначала он не мог понять, где находится. Потом все вспомнил.
Телега, опрокинувшаяся у него перед носом на дороге к вокзалу Ватерлоо; бочки, рассыпавшиеся в грязи; опоздание на поезд.
Но яснее всего ему вспомнился сон, который он видел этой ночью: прощание с чародеями из рода Гейджа, потомками Гарнета, так и не познавшего магии, но породившего дочь и сыновей-близнецов, осенявших мир своей мудростью в течение почти целого столетия.
Джекдо пошарил под подушкой. Как он и ожидал, зеленый шарик лежал там. Сон был слишком реальным, слишком ощутимым, чтобы оказаться простой грезой. Джекдо улыбнулся, встал с постели и положил шарик в сумку. Поместить его в футляр рядом с кисточкой для бритья вовсе не казалось кощунством: так бесценный подарок будет покоиться в надежном месте.