У Горации перехватило дыхание от такой красоты. Она стояла посреди зала, неуверенно глядя по сторонам. Впрочем, она уже совсем не боялась забавного маленького императора, который стоял на коленях за диваном, воображая, что надежно спрятался, и не подозревая, что в пятидесяти зеркалах, развешанных по стенам приемной друг напротив друга, отражаются бесчисленные комнаты с бесконечными рядами зеркал и бессчетными маленькими монархами, стоящими на четвереньках в своем укрытии.
Снова повисла тишина. Наконец, Горация не сдержалась.
— Выходите! — крикнула она. — Я вас вижу.
Пенсне снова показалось из-за дивана, но при взгляде Горации тут же спряталось обратно. Тогда Горри тоже встала на четвереньки за большим креслом. Джон Джозеф качал головой, глядя на все это, и улыбался.
— Сир, на эту игру у вас остается всего несколько минут, — сказал он. — Нам пора проведать наших солдат.
Но у императора были другие планы, и Горация с любопытством наблюдала, как бесчисленные отражения монарха ползут под диваном и по комнате, чтобы оказаться у нее за спиной. Она обернулась и обнаружила, что прямо на нее глядят самые добрые в мире светло-голубые водянистые глаза — наиболее распространенные среди тех, кому недостает соображения.
— Выходите! — повторила она. — Я вас нашла.
Император широко улыбнулся.
— Ты привез мне куклу, — сказал он. — Мой английский солдат, ты привез мне куклу! Какая она хорошенькая! Можно ее покормить засахаренными сливами?
С этими словами он полез в карман, вытащил оттуда изрядно запыленную сладость и, прежде чем Горация успела сказать хоть слово, засунул сливу ей в рот.
— Ваше Императорское Величество, — произнес Джон Джозеф, склоняясь над ними и помогая подняться сперва императору, а затем Горации, — позвольте представить вам мою жену.
Он поклонился. Следуя его примеру, Горация присела в придворном реверансе — так, как много лет назад ее учила мама: расправить юбку, напрячь колени, руки отвести в стороны и чуть-чуть назад, голову опустить.
— Она двигается! — воскликнул император, захлопав в ладоши. — А она умеет петь и танцевать?
— Да, сир.
— А как ее зовут, эту маленькую куклу-жену?
— Горация, сир. Леди Горация Уэбб Уэстон.
Император обошел Горацию со всех сторон, лучась от удовольствия.
— Она красивая, — сказал он. — Пойдем со мной, леди, я покажу тебе мою военную башню.
Поскольку он не говорил по-английски, а Горация почти не знала немецкого, то Джону Джозефу пришлось переводить, и он спокойно добавил, не боясь, что Фердинанд поймет:
— Ты ведь не боишься, дорогая?
— Вовсе нет. Он мне нравится.
— Ты его очаровала. Смотри, он хочет, чтобы ты танцевала для него.
Император привел в действие механизм настенных часов, которые начали вызванивать мелодию вальса
Штрауса. Сделав реверанс (на сей раз неглубокий и торопливый), Горация стала кружиться вокруг императора, но тот закричал:
— Нет, нет, нет! Мой английский солдат, ты должен танцевать вместе с ней. Куклы-жены не танцуют сами по себе.
Внезапно в глазах Фердинанда появилось лукавое выражение.
— Если позволить им танцевать самим по себе, — добавил он, — то придут другие солдатики и уведут их. Так что будь осторожен.
— Я буду осторожен, сир, — ответил Джон Джозеф и поклонился жене, приглашая ее на вальс.
Произошло как раз то, чего боялась вдовствующая герцогиня: семейство Хиксов и их прислуга, перебравшись в Саттон из лондонского дома на Дьюк-стрит, совершенно затерялись в огромных залах и коридорах замка. Никому из них, даже Энн в ее лучшую пору, не доводилось жить в таком гигантском особняке. Теперь пришлось привыкать к разговору на повышенных тонах и постоянной беготне по длинным темным переходам.
Вдобавок ко всем проблемам, накалившимся на них, в первую же ночь произошла неприятность. С помощью угрюмого Джекдо слуги семейства Хиксов наконец выгрузили всю мебель из повозок и внесли ее в замок через Центральный Вход. Потом, после торопливого ланча, майор вернулся в Лондон, а Энн предстояло распределить спальни между новыми жильцами. Слуг она разместила в маленьких комнатках в Западном Крыле, окна которых выходили во двор. Для себя и Элджернона она выбрала комнату в дальнем конце коридора, откуда открывался вид на великолепный парк, так же как из окон в конце Длинной Галереи, где находилась часовня. Кловерелла сообщила Энн, что именно в этой комнате ночевала Маргарет Тревельян, когда жила в замке. И, естественно, ее спальня находилась в самом лучшем состоянии.