И, что испугало ее больше всего, в самой гуще боя она почувствовала чье-то ужасное одиночество. И не просто одиночество — тот человек, казалось, был покинут всеми, брошен на произвол судьбы. И она сама испытала такое же чувство. Ей показалось, что она будет одинокой до конца своих дней. Затем эти образы растаяли, и сон изменился. Теперь она стояла у алтаря в церкви, находившейся на скале у моря, а рядом с ней стоял мужчина, лица которого она не видела.
— О, любовь моя, — говорила она, — кто ты? Что со мной происходит?
— Не бойся, Горри, — отвечал он. — Дай мне руку и позволь разрушить чары.
— Но я боюсь.
— Доверься мне, — сказал он.
С этими словами он вывел ее из церкви, и она стояла на ветру, слушая колокольный звон, глядя на чаек, летящих в безоблачном небе, и на морс, разбивавшееся о большую белую скалу. Где-то вдали по песку брела одинокая фигура, которая затем скрылась из виду.
— Кто это был? — спросила Горация своего жениха.
— Тот, кто преступил черту, — ответил он и вдруг начал беззвучно рыдать.
Сон изменился еще раз, и Горация обнаружила, что стоит перед каким-то мрачным неприятным домом, возвышающимся до самого неба наподобие башни. Она была опять одна, в целом свете были только она и этот огромный дом. Горри почему-то знала, что не должна входить в него, потому что никогда не сможет выйти оттуда. Но дверь, расположенная в самом центре здания, распахнулась перед Горацией, как только она посмотрела на нее.
— Кто там? — спросила она.
Ответа не было, и Горация с ужасом увидела, как у порога дома начинает возникать какая-то фигура, и она ухмыляется ей. Горри не могла смотреть на нее. Фигура была воплощением жестокости, от нее веяло смертью и безнадежностью, но она улыбалась и кивала Горации.
— Я не войду! — закричала Горри.
Но фигура неподвижно оставалась на месте, издеваясь над беспомощностью Горации.
— Кто может мне помочь? — закричала она в отчаянии. Но в ответ раздалось только эхо ее собственного голоса, отраженного бесчувственными каменными стенами.
Горри повернулась, чтобы убежать, но путь ей преградил высокий лес, который внезапно вырос вокруг дома и почти закрыл его собой. И в этот момент она проснулась, отмахиваясь от ветки дерева, которая колыхалась от ветра, слегка задевая ее лицо.
— В чем дело, Горри? — спросила Аннетта. — Ты так кричала.
— Мне снился сон. Очень страшный. И еще мне снилось, что я выхожу замуж. Это не было страшно, только как-то странно.
— Ну, тебе еще не должны сниться такие сны, — ответила Аннетта. — Запомни правило: старшие должны выходить замуж раньше младших. А моя свадьба тебе не снилась?
— Нет. Я видела только себя и своего жениха.
— А кто был твой жених?
— Просто человек из сна.
Рассвет на Друри-лейн, с которого начался следующий летний день, явил миру несколько странное зрелище. Спотыкаясь и поддерживая друг друга под руки, не слишком торопясь смешаться с толпой разносчиков, молочниц, нищих и бродяг, уже заполнивших улицы Лондона, два молодых джентльмена вышли из клуба после бессонной ночи. На одном — Джоне Джозефе — недоставало галстука, а у другого — это был Джекдо — шляпа все время съезжала на глаза. Более того, на нем был только один ботинок, а на правой ноге — только шелковый носок.
— Ну? — спросил Джон Джозеф.
— Что «ну»?
— Ты, наконец, почувствовал себя мужчиной? Между прочим, обе мисс Фитц так на тебя накинулись, что я уже не надеялась увидеть тебя в живых.
Джекдо поморщился:
— Мне кажется, моя голова сейчас взорвется.
— Догадываюсь, что не только голова! — поддел его Джон Джозеф.
Джекдо засмеялся.
— А как ты поедешь в Гастингс? — спросил Джон Джозеф.
— Почтовой каретой. Если бы я рискнул сесть на поезд, то, боюсь, пришлось бы распрощаться с головой.
— Ну, я думаю, ты бы и без нее добрался. Так я жду тебя в Доме Помоны на следующей неделе.
— Конечно. А нам удастся попасть в Саттон?
— Через два-три дня туда въезжают новые арендаторы, мы можем явиться к ним с визитом.
— Прекрасно. Несмотря на неудобства, которые мне пришлось там испытать, у меня о вашем замке сохранились и кое-какие приятные воспоминания.
— Превосходно. Передай своей матери мой поклон. И генералу тоже.
— Конечно.
Джекдо слегка кивнул на прощание и тут же застонал от боли, разрывавшей его голову. Потом он смешался с толпой, хромая сильнее обычного, потому что его специальный ботинок в этот самый момент украшал спальню мисс Фитц, наполненный цветами и обвязанный галстуком Джона Джозефа.