— Но ведь ты все равно волнуешься из-за Джекдо, правда?
— О Небо! — воскликнула Мэри. — Я за всю свою жизнь не видела такого великолепия! Джон Джозеф, ты такой красивый, что женщины при виде тебя должны падать в обморок.
Она принялась поворачивать брата в разные стороны, чтобы получше рассмотреть его. На нем был голубой мундир с золотым шитьем на груди и воротником, манжетами и каймой из черного меха. Как это принято у драгун и гусар, мундир был накинут на одно плечо, второй рукав был свободным, а рука Джона Джозефа покоилась на эфесе шпаги. В другой руке он держал кивер, — Мэри восхитилась этим прелестным головным убором, — пышно украшенный золотыми аксельбантами, цепочками и плюмажем из черных перьев.
— Что за чудо! — ахнула она.
Джон Джозеф щелкнул каблуками и поклонился по-военному четко. Он не видел сестру уже два года — с тех пор, как препроводил ее в дом Роберта Энтони. И теперь ему все казалось странным: и то, что она беременна, и то, что к ней вернулась ее прежняя привычка командовать, еще усилившаяся благодаря тому, что теперь она стала полноправной хозяйкой дома, своего мужа и двух падчериц, не говоря уже о многочисленной прислуге.
— Я рад, что тебе нравится.
— Ты стал выглядеть намного лучше.
Джон Джозеф избавился от затравленного выражения, не сходившего с его лица в период романа с Маргарет Тревельян. Теперь он держался прямо и смотрел на мир веселым взглядом голубых глаз, кожа го стала не такой бледной и слегка загрубела. Он продолжал носить усы, которые теперь очень шли ему, потому что он стал старше и научился с ними как следует обращаться.
— Вот погоди, доберешься до Англии, и мама при виде тебя упадет в обморок, а папа скажет: «Неплохо. Настоящий мужчина. Сердце разрывается. Сейчас заплачу».
Оба рассмеялись, и Джон Джозеф сказал:
— Как они там поживают? Они так редко писали, и я почти ничего не знаю. Что происходит в Саттоне?
— Насколько я знаю, там был всего один арендатор после миссис Тревельян, а она родила ребенка — в ее-то возрасте! — и все говорят, что этот ребенок не может быть от лорда Дэйви. — Джон Джозеф стиснул зубы и ничего не ответил, а Мэри продолжала: — Кэролайн пишет, что все думают, что этот ребенок — от ее кучера, такого здорового детины, который в состоянии обрюхатить целый гарем, но лорд Дэйви ходит довольный и гордый, как индюк, и зовет этого младенца «папино чудо».
Джон Джозеф почувствовал себя не в своей тарелке, и Мэри, сообразив, насколько бестактно повела себя, сменила тему:
— Но Саттон снова опустел и, судя по всему, находится в ужасном состоянии.
— А что слышно о Кловерелле?
— После того, как ты уехал, она тоже ушла из замка, ни с кем не попрощавшись. Просто собрата свои вещи и пустилась в странствия. Старик Блэнчард думает, что она могла отправиться обратно в Уилтшир к родственникам матери. Но наверняка ничего не известно.
— Как странно.
— Мама предположила, что она ждала ребенка. Джон Джозеф, ты можешь быть со мной откровенным? Скажи мне, это возможно?
— Ты хочешь спросить, могу ли я быть отцом?
— Прошу тебя, скажи правду.
— Тогда я отвечу тебе: да, Мэри. Все то время, что я оставался в замке, когда Маргарет отказывалась принять меня, я развлекался с Кловереллой…
— Джон Джозеф!
— Не надо так пугаться. Если тебя это действительно интересует, то я потерял девственность именно с ней, много лет назад.
— Ну, я не думаю, что это меня действительно интересует. Нужно ведь оставить пищу для воображения.
Внезапно ребенок заворочался у нее в животе, и она напряглась. Джон Джозеф погладил сестру по животу и спросил:
— А это, кажется, заразно?
Оба прыснули от смеха — точь-в-точь как когда-то в детской Замка, — и тут в комнату вошел Роберт Энтони, толком не понимающий, как себя держать с братом жены.
Это был крепкий, веселый молодой мужчина, чем-то похожий на белку, со сверкающими глазами и много жестикулирующий. Для Мэри это был идеальный муж: он сохранял спокойствие, когда ей хотелось командовать, и баловал ее подарками и сладостями, когда она была в добром расположении духа. Увидев, что с ней все в порядке, Роберт Энтони присоединился к смеющимся родственникам.
— Ох, как смешно! — произнесла Мэри, утирая слезы. — Но на самом деле смеяться нехорошо. Бедная Кловерелла. Надеюсь все же, что мама просто себе что-то нафантазировала.
— Я постараюсь все разузнать, когда приеду в Саттон, и если все окажется именно так, как мы с тобой предположили, то я мог бы…
Роберт Энтони выглядел совершенно озадаченным, но тем не менее одобрительно кивнул.