Николо с трудом верилось, что Алессандро не может идти быстрее, возможно, потому что мельтешение трости и подпрыгивающая походка создавали иллюзию, будто идет он быстро-быстро. На продвижение вперед Алессандро тратил столько энергии, казалось, мог обогнать газель. На самом деле он шел медленно.
Николо, от которого ходьба вообще не требовала усилий, хотелось бежать или карабкаться по отвесному склону.
— Что это? — спросил он, указав на земляной холм посреди поля. И тут же помчался к нему с «дипломатом» за плечами, перепрыгивая через ирригационные канавы. Потом вернулся по маленькой дамбе, у которой плескалась вода.
— К чему отклоняться от курса? — поинтересовался Алессандро.
Николо пожал плечами.
— Знаешь, когда-то у меня была собака, — продолжал старик. — Большой черный английский пес по кличке Франческо. Всякий раз, когда я брал его на прогулку, он пробегал раза в три больше, чем я.
— Зачем вы мне это говорите? — удивился Николо.
— Сам не знаю, — ответил Алессандро и всплеснул руками, как бы демонстрируя недоумение. — Вдруг вспомнилось.
— Этот пес до сих пор у вас?
— Нет, это было очень давно. Он умер, когда я жил в Милане, но иногда я думаю о нем, а на занятиях часто привожу в пример.
— Вы учитель? — спросил Николо, которому стало явно не по себе: в школу он никогда не ходил, а учителей считал опасной разновидностью монахов.
Алессандро оставил вопрос без ответа. Солнце висело совсем низко, окрасив мир в теплые золотистые тона, а от Ачерето их все еще отделяли десять километров. До наступления темноты оставалось не так уж много времени. Старик не хотел растрачивать энергию, он начал согреваться, ощущая силу и спокойствие. И не хотел их спугнуть, потому что спокойствие понесло бы его вперед, будто он находился в трансе.
Они шли молча, пока Николо не начал пританцовывать.
— У тебя так много энергии, что ты не можешь сдержаться, да?
— Не знаю.
— Превосходно. Мне бы твою силу, так я объединил бы Европу за полторы недели.
— Вы тоже были молодым, — напомнил Николо. — Почему же тогда не объединили Европу?
— Слишком много времени отнимали мысли о девушках и еще альпинизм.
— И где вы лазали по горам?
— В Альпах.
— С веревками и все такое?
— Ну да.
— И как вы это делали? Однажды я видел фильм, в котором парень упал. Вы бросали веревку, чтобы зацепиться за скалу, или как?
— Нет. Все было иначе, но, если я попытаюсь объяснить, начну задыхаться при ходьбе.
— Вы учитель. Учителя должны объяснять.
— Только не на длинном марше.
— А чему вы учите?
— Эстетике.
— А кто они такие? — спросил Николо. Ему послышалось «эстетики», и он предположил, что это послушники в каком-то монашеском ордене.
— Ты хочешь спросить, что это. Второй человек задает мне сегодня этот вопрос. Ты уверен, что хочешь услышать ответ? Если я скажу, твой кальмар умрет.
Николо снова подумал, что старик тронулся умом.
— Его привезли аж из Чивитавеккьи. — Алессандро повернулся к юноше и встретился с ним глазами. — Марко… водяная курица.
— Не надо рассказывать мне о Марко, водяной курице, — перебил его Николо. — Что такое эстетика?
— Философия и наука о красоте.
— Что?
— Что? — эхом отозвался старик.
— Этому учат?
— Я этому учу.
— Глупость какая-то.
— Почему же глупость?
— Во-первых, чему тут учить?
— Ты спрашиваешь или утверждаешь?
— Спрашиваю.
— Я объяснять не стану.
— Почему?
— Уже ответил, в книге. Купи ее и оставь меня в покое. А еще лучше, почитай Кроче[1].
— Вы написали книгу?
— Да, и не одну.
— О чем?
— Об эстетике, — ответил Алессандро, закатывая глаза.
— Как вас зовут?
— Алессандро Джулиани.
— Никогда о вас не слышал.
— И тем не менее я все еще существую. А кто ты?
— Николо Самбукка.
— И чем ты занимаешься, синьор Самбукка?
Николо ответил нервно, точно новичок, которому еще предстоит долгая учеба:
— Я делаю пропеллеры.
Алессандро остановился и глянул на Николо Самбукку.
— Пропеллеры. Естественно! Я собираюсь пройти семьдесят километров с мальчишкой, который делает пропеллеры!
— А что плохого в пропеллерах? — удивился Николо.
1
Кроче, Бенедетто (Croce, Benedetto, 1866–1952) — итальянский мыслитель, атеист, критик, философ, политик, историк. Его самая известная работа называется «Эстетика как наука выражения и как общая лингвистика» (1902).