Яшка не ошибся. Турецкие лазутчики, заметив усиленное движение в русском лагере, не решились сделать нападение и стремглав бежали назад. Турок, ведомый Яшкою, попробовал было рвануться, сообразив, что он в руках не своего брата, но тот так стиснул руку турка, что тот упал на колени от боли.
Когда затих шум от шагов бежавших турок, Яшка уже подводил турка к своей цепи. Часовой окликнул. Яшка назвал себя и сказал даже пароль. Часовой знал Яшку, и на этот раз знал даже и то, что Яшка отправился за живым турком, а потому пропустил его беспрепятственно.
Пройдя еще с полсотни шагов, Яшка взвалил себе на плечи турка и понес его к костру, где стоял целый взвод солдат, встретивший проказника-товарища одобрительными восклицаниями.
Турка отправили тотчас в землянку, где уже было несколько пленных, и все в лагере успокоилось. На утро командир роты из доклада фельдфебеля узнал о новой проделке Дребеденева и приказал его позвать к себе в палатку, сделав фельдфебелю замечание за ту распущенность в роте, какую он допускает. Фельдфебель разыскал Яшку и сказал:
— За тебя была мне головомойка от ротного. Ступай к нему, и тебе достанется на орехи.
— А как по закону, расстреляют меня за это или нет? — спросил Яшка, едва удерживаясь от смеха.
— Ты не разговаривай, а ступай, куда приказывают, — строгим голосом сказал фельдфебель.
Яшка повернулся на каблуках и скорым маршем направился к палатке командира, который собирался выйти из палатки, но, завидев Дребеденева, махнул ему рукою и снова вошел в палатку. Яшка побежал бегом и почти одновременно с командиром вошел в палатку.
— Что ты там настряпал опять? — спрашивает командир строгим голосом.
— Виноват, ваше благородие, — отвечает Яшка, не сводя глаз с командира.
— Знаешь ты, какой ответственности подвергаешься за самовольную отлучку?
— Точно так, ваше благородие.
— Знаешь, а делаешь, вот я тебя!
— Виноват, ваше благородие, рубля стало жаль, один только и был.
— Какого рубля?
— Товарищи подзудили, что не принесу в лагерь живого турка с ружьем, я с ними и побился об заклад…
— Кто такие товарищи?
— Запамятовал их фамилии, — с замешательством отвечал Яшка.
— Конечно и в лицо их не узнаешь?
— Точно так, ваше благородие, вечером было дело.
— Экая ты каналья! Ступай, да чтоб вперед этого не было!
Яшка повернулся на каблуках и хотел было выйти, но командир остановил его и дал ему полтинник, ничего не сказав.
— Рад стараться, ваше благородие! — брякнул Яшка.
— Чему ты рад, полтинники брать или проказы делать?
— И то и другое, ваше благородие, — позволил себе сказать Яшка, видя, что командир с ним шутит и в душе одобряет его удалой поступок.
В это время русские войска стягивались к неприступной крепости Измаилу, а потому отряд, державший Силистрию в осаде, был отозван туда, оставив ее. В городе Черноводы, он переправился через Дунай и пошел походом к назначенному месту. Поход продолжался дней десять или около того; наконец, пришли и расположились на правом фланге. Пошла та же история, что и под Силистрией. Прошел целый месяц и наступили холода. Болезненность в русских войсках развивалась все более и более. Прихворнул и Яшка, да в госпиталь ни за что не хотел идти и говорил навещавшим его в землянке товарищам, что болезнь его происходит от безделья. Впрочем, Яшка скоро поправился и опять стал проситься в охотники, но тут ему не приходилось позабавиться так, как он привык забавляться с турками.
Долго стояли под Измаилом русские войска в бездействии. Все чего-то ждали. Наконец, последовал военный совет, на котором решали вопрос: брать или не брать штурмом крепость? Большинство членов военного совета решили, чтобы оставить это дело до будущего раза, и войска русские по частям стали отступать. Как вдруг пронесся слух, что Суворов, знаменитый русский герой, скоро прибудет брать Измаил, и все остающееся еще войско повеселело. Действительно, Суворов не замедлил приехать, вернув назад встретившиеся ему войска, и закипела оживленная работа. Стали готовиться к штурму крепости. Делали лестницы и всякие приспособления. Сам Суворов разъезжал по частям войска и разговаривал с солдатами, с восторгом слушавшими боготворимого ими героя. Нельзя было узнать каждого солдата. Вместо унылых, изнуренных, полубольных людей, глазам наблюдателя представлялись чудо-богатыри.
Яшка был задумчив и чем-то озабочен. Он придумывал, что бы ему выкинуть с турками, но побоялся и порешил оставить до дня боя или до взятия крепости. В последнем он так же, как и другие солдаты не сомневался ни на одну секунду. Такова была непоколебимая вера русского солдата в Суворова, умевшего особенным манером говорить с солдатом, от которого он и не скрывал трудностей, такого или иного предприятия. Так и пред штурмом Измаила он говорил: «Стены Измаила высоки, а рвы глубоки, но матушка царица приказывает взять его приступом, и надо взять».